Исследования национального характера. Мировая художественная культура. XX век. Литература

Исследования национального характера

Отвергая реализм старой «гиперморалистической» литературы, писатели, вступившие в литературу в начале переломного периода, утверждали в своих произведениях новые принципы эстетической цензуры и критики, «взламывая» традиционные представления о жанровых способах художественной организации текста.

Известный критик С. И. Чупринин обозначил это явление определением «другая проза». Создатели пронизанной иронией прозы изобразили нравственный распад обыкновенного человека, исчезновение из быта понятия о достоинстве, пустоту безразличия.

Так, В. А. Пьецух исследует национальный характер, судьбу русского человека, его неудовлетворенность жизнью, стремление к лучшей доле, безответность любви к Родине. Существо «русской темы» заключается, согласно писателю, в «стародавнем противоречии между европейским самочувствием русского человека и гнусно-азиатскими условиями его жизни». В поисках ответа на вопрос «что делать?» от беспросветной тоски автора и его читателей спасает чувство юмора и неиссякаемая вера в русский характер, поэтому Пьецуха можно считать продолжателем П. Я. Чаадаева, М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова.

В своих книгах «Заколдованная страна», «Государственное дитя», «Жизнь замечательных людей» и др. писатель иронически освещает факты российской истории. «Посторонние мотивы, метафоры, наблюдения, целые философские выкладки прошивают каждую страницу книг Пьецуха. …Любое действие плохо, очень плохо вписывается в существование героев Пьецуха, в его стройную и безумную картину российской жизни. Захочет, например, человек кран починить на кухне. Но задумается о Канте или Шекспире. Или о мировой справедливости. И одним богатырским движением разрушит многоэтажный дом. Единственный продукт, который можно произвести в этом сомнамбулическом состоянии, – литература. Вот с ней действительно все в порядке. Зато остальные сферы деятельности, если возьмется за них наш человек, грозят миру бедами и неисчислимыми разрушениями».[164]

Повесть «Государственное дитя» В. А. Пьецуха стала заметным явлением литературной жизни конца 1990-х гг. На ее страницах автор разворачивает фантасмагорическую картину, в которой перемешаны время и пространство: государь Петр IV, извозчик № 6, отрок Аркадий, наследник всероссийского престола, изобретение телевизора, Стокгольм, Кремль, Стамбул и т. д. В начале повести по странным стечениям обстоятельств гибнет Государственное Дитя; на русско-эстонской границе появляются «три легиона Лжеаркадия, он же Василий Злоткин»; с помощью иностранной интервенции совершается революция, а в Кремле воцаряется «законный государь», устанавливающий новый порядок.

Важным элементом текста, отражающим авторское отношение к событиям, являются письма бывшей жены Злоткина, живущей, подобно платоновским героям, напряженной духовной жизнью. Она стремится осмыслить суть своего существования, которое понимает как «чудо личного бытия». Эти письма отличаются вдумчивым отношением к происходящему. Жена Злоткина живет внутри творящегося абсурда, но пытается сохранить остатки здравого смысла. Она излагает ужасные подробности жизни, не осуждая их, а пытаясь осмыслить, почему, скажем, в русских крестьянах столь сильно чувство небрежения материальной стороной жизни. Именно в ее уста вкладывает автор сокровенные мысли: «обыкновенному человеку всегда одинаково хорошо и одинаково плохо, при царе и при большевизанах, то есть при дураках любой ориентации и оттенка», «поэзия – высшая форма общения человека с самим собой».

Повесть заканчивается символически: Вася Злоткин в камере предварительного заключения в состоянии «какой-то непреодолимой внутренней трясучки» понимает, что необходимо прийти в себя – для этого он «вытащил из сумки женино письмо и развернул его деревянными пальцами».

Исследуя трагедию, произошедшую в «стране победившего социализма», – трагедию реализованной утопии, В. А. Пьецух находит лекарство от мертвящего абсурда, некое «новое евангелие»: начни с себя, с маленьких и, казалось бы, незначительных дел – и только тогда мир действительно начнет меняться к лучшему.

Русский характер в русской литературе

О русском характере

Литературу как вид искусства смело можно назвать «человековедением». С самого своего зарождения она, будучи созданием человеческих рук, исследовала душу и поступки своего создателя. На ранних этапах осмыслению в большей степени подвергались природные или общественные явления, и только к XVIII — XIX веку мировая литература по-настоящему обратилась к глубокому внутреннему миру человека, однако так или иначе это искусство всегда было зеркалом человеческой жизни. В этом зеркале отражались важные для стран исторические события и, конечно же, сами люди и их характеры.

В русской литературе отразился, соответственно, русский национальный характер. Его черты впервые появились ещё в литературе древнерусского периода, в дальнейшем преобразившись и перейдя в литературу XVIII — XXI веков.

Художественное освоение национального характера в русской литературе всегда преследовало цель проникнуть в тайну души русского человека, понять его мотивы и желания, проанализировать основы ментальности русского народа.

Замечание 1

Филолог XX века А.Ф. Лосев писал: «Наша философия должна быть философией Родины и Жертвы». Эта фраза довольно ёмко описывает ценности русского народа, передаваемые из поколения в поколение.

Словосочетание «русский характер» умещает в себе психологический портрет, стремления и ценности целого народа. Потому данное понятие является очень обобщённым и порой абстрактным; сложно в нескольких фразах охарактеризовать многонациональную общность, говорящую на разных языках, поддерживающую разные традиции и живущую на единой, но огромной территории.

Ф.И. Тютчев высказал эту мысль в своём коротком стихотворении «Умом Россию не понять»:

«Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить».

Однако, когда говорят о «настоящем» русском характере, о той его части, что нашла отражение в литературе, всегда подразумевают приблизительно одинаковые характеристики:

1. «Русские долго запрягают, но быстро едут»;
2. Патриотизм и стремление защитить всё родное;
3. Наличие глубокой веры во что-либо;
4. Привязанность к семье;
5. Жертвенность и умение рисковать;
6. Гостеприимство, душевность и весёлый нрав.

Находят отражение и свойственные русскому человеку негативные черты:

• Покорность;
• Лень;
• Подозрительность к незнакомцам;
• Угрюмость и хмурость.

Замечание 2

Многие из этих черт, традиционно в литературе и других видах искусства приписываемых типичному русскому человеку, со временем превратились в стереотипы о русских. Важно понимать, что данные рассуждения не являются стопроцентной истиной.

Огромное влияние на формирование русской ментальности оказало принятие в X веке христианства. Религия быстро стала огромной частью жизни русского государства, войдя в каждый дом. На протяжении столетий она была напрямую связана с властью. Религиозное сознание оставило значительный отпечаток на литературном искусстве.

Человек в русской литературе

Человек, его жизнь и переживания всегда были самым главным объектом внимания писателей всех эпох. Эта тенденция наблюдается и в русской литературе.

Однако стоит заметить, что в литературе Древней Руси человеку как личности большого внимания не уделялось. На ранних этапах развития литературного искусства писатели фокусировались на выражении своих идей, соблюдении историзма и поучении читателей. Однако и в древнерусской литературе русский характер нашёл отражение.

Произведения литературы Древней Руси были пропитаны религиозностью, патриотизмом и дидактизмом. Они стремились изобразить идеальные образы святых на своих страницах, давая русскому народу поучение и примеры для подражания.

Внутреннему миру человека, впрочем, эта литература ещё не уделяла большого внимания. Всё переменилось в XVIII — XIX веках, когда в литературе появилось явление психологизма.

Определение 1

Психологизм в литературе — это тенденция автора уделять внимание внутреннему миру своего героя — его чувствам, мыслям, решениям и пр.

Раскрывая характеры героев всеми возможными способами, авторы рисовали всё более подробные картины по-настоящему русских персонажей — Татьяны Лариной, Наташи Ростовой, Василия Тёркина, Павла Петровича Кирсанова, Марфы Кабановой, Петра Гринёва и многих других.

Русская лень выразилась в образе Ильи Ильича Обломова, заглавного героя романа И.А. Гончарова. Русская покорность нашла отражение в творчестве Н.А. Некрасова, посвящённом описании тяжелой доли крепостных крестьян (в особенности — женщин-крестьянок). Патриотизм, жертвенность и храбрость выразились в образах героев произведений о Великой Отечественной войне… Перечислять можно бесконечно.

Замечание 3

Впервые идея русского национального самосознания появилась XVIII веке в творчестве М.В. Ломоносова.

Идеалы и герои своего времени

Ничто так не характеризует характер, как его кумиры. Русская литература, постоянно порицая пороки общества и борясь с негативными сторонами прогресса, пытаясь сохранить душевность, патриотизм и любовь к природе, также рисовала такие идеальные образы:

1. В литературе Древней Руси ими были герои житий, причисленные к сану святых князья и служители церкви, чьи деяния были уроком для каждого русского человека;
2. В литературе XVIII века «героем своего времени» стал Василий Кориотский, матрос, персонаж анонимного произведения «Гистория о Василии Кориотском»;
3. В XIX веке таковым были названы «лишние люди» — Григорий Печорин, Илья Обломов, Александр Чацкий, Евгений Онегин — и «маленькие люди» — Самсон Вырин, Акакий Башмачкин, Евгений из «Медного всадника»;
4. В XX веке всенародно любимым героем стал неунывающий солдат Василий Тёркин.

Замечание 4

В персонажах отразились ценности русских людей и кризисы, переживаемые русским народом.

В главных произведениях русской литературы всегда находила место огромная любовь авторов к своей стране и к своему народу. Эта любовь и переживание за страну часто порождали произведениях, в которых писатели критиковали российские реалии, стараясь указать обществу на его пороки, чтобы ты можно было бы исправить.

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: «Не надо рая,

Дайте родину мою».

С.А. Есенин

Изображение русского национального характера в произведениях русской литературы XIX–XX вв.

Иногда говорят, что идеалы русской классики слишком далеки от современности и недоступны нам. Идеалы эти не могут быть недоступными для школьника, но они для него трудны. Классика – и это мы пытаемся донести до сознания наших учащихся — не развлечение. Художественное освоение жизни в русской классической литературе никогда не превращалось в эстетическое занятие, оно всегда преследовало живую духовно-практическую цель. В.Ф. Одоевский так сформулировал, например, цель своей писательской работы: “Мне бы хотелось выразить буквами тот психологический закон, по которому ни одно слово, произнесённое человеком, ни один поступок не забываются, не пропадают в мире, но производят непременно какое-либо действие; так что ответственность соединена с каждым словом, с каждым, по-видимому, незначащим поступком, с каждым движением души человека”.

При изучении произведений русской классики стараюсь проникнуть в “тайники” души учащегося. Приведу несколько примеров такой работы. Русское словесно — художественное творчество и национальное ощущение мира уходят настолько глубоко своими корнями в религиозную стихию, что даже течения, внешне порвавшие с религией, всё равно оказываются внутренне с нею связанными.

Ф.И. Тютчев в стихотворении “Silentium” (“Молчание!” — лат.) говорит об особых струнах человеческой души, которые молчат в повседневной жизни, но внятно заявляют о себе в минуты освобождения от всего внешнего, мирского, суетного. Ф.М.Достоевский в “Братьях Карамазовых” напоминает о семени, посеянном Богом в душу человека из миров иных. Это семя или источник даёт человеку надежду и веру в бессмертие. И.С.Тургенев острее многих русских писателей чувствовал кратковременность и непрочность человеческой жизни на земле, неумолимость и необратимость стремительного бега исторического времени. Чуткий ко всему злободневному и сиюминутному, умеющий схватывать жизнь в её прекрасных мгновениях, И.С. Тургенев владел одновременно родовой особенностью любого русского писателя-классика – редчайшим чувством свободы от всего временного, конечного, личного и эгоистического, от всего субъективно-пристрастного, замутняющего остроту зрения, широту взгляд, полноту художественного восприятия. В смутные для России годы И.С. Тургенев создаёт стихотворение в прозе “Русский язык”. Горькое сознание глубочайшего национального кризиса, переживаемого тогда Россией, не лишило И.С. Тургенева надежды и веры. Эту веру и надежду давал ему наш язык.

Русский реализм способен видеть ещё и нечто незримое, что возвышается над видимым миром и направляет жизнь в сторону добра.

В одну из бессонных ночей, в нелёгких раздумьях о себе и опальных друзьях была создана Н.А. Некрасовым лирическая поэма “Рыцарь на час”, одно из самых проникновенных произведений о сыновней любви поэта к матери, к родине. Поэт в суровый судный час обращается за помощью к материнской любви и заступничеству, как бы сливая в один образ мать человеческую с Матерью Божьей. И вот совершается чудо: образ матери, освобождённый от тленной земной оболочки, поднимается до высот неземной святости. Это уже не земная мать поэта, а “чистейшей любви божество”. Перед ним и начинает поэт мучительную и беспощадную исповедь, просит вывести заблудшего на “тернистый путь” в “стан погибающих за великое дело любви”.

Крестьянки, жёны, и матери, в поэзии Н.А. Некрасова в критические минуты жизни неизменно обращаются за помощью к Небесной Покровительнице России. Несчастная Дарья, пытаясь спасти Прокла, за последней надеждой и утешением идёт к Ней. В тяжёлом несчастье русские люди менее всего думают о себе. Никакого ропота и стенаний, никакого озлобления или претензий. Горе поглощается всепобеждающим чувством сострадательной любви к ушедшему из жизни человеку вплоть до желания воскресить его ласковым словом. Уповая на божественную силу Слова, домочадцы вкладывают в него всю энергию самозабвенной воскрешающей любви: “Сплесни, ненаглядный, руками,/ Сокольим глазом посмотри,/Тряхни шелковыми кудрями,/ Сахарны уста раствори!” (Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем: В 15 т.-Л. 1981.-Т.2).

В поэме “Мороз, Красный нос” Дарья подвергается двум испытаниям. Два удара идут друг за другом с роковой неотвратимостью. За потерей мужа её настигает собственная смерть. Но всё преодолевает Дарья силой духовной любви, обнимающей весь Божий мир: природу, землю- кормилицу, хлебное поле. И умирая, она больше себя любит Прокла, детей, труд на Божьей ниве.

Это удивительное свойство русского национального характера народ пронёс сквозь мглу суровых лихолетий от “Слова о полку Игореве” до наших дней, от плача Ярославны до плача героинь В. Белова, В. Распутина, В. Крупина. В. Астафьева, потерявших своих мужей и сыновей.

Итак, изображение русского национального характера отличает русскую литературу в целом. Поиски героя, нравственно гармоничного, ясно представляющего себе границы добра и зла, существующего по законам совести и чести, объединяют многих русских писателей. Двадцатый век (особенная вторая половина) ещё острее, чем девятнадцатый, ощутил утрату нравственного идеала: распалась связь времён, лопнула струна, что так чутко уловил А.П.Чехов (пьеса “Вишнёвый сад”), и задача литературы — осознать, что мы не “Иваны, не помнящие родства”.

Особо хочу остановиться на изображении народного мира в произведениях В.М. Шукшина. Среди писателей конца двадцатого века именно В.М. Шукшин обратился к народной почве, считая, что люди, которые сохранили “корни”, пусть подсознательно, но тянулись к духовному началу, заложенному в народном сознании, заключают в себе надежду, свидетельствуют о том, что мир ещё не погиб.

Своеобразие народного мира отображает тип героя, созданный Шукшиным,- герой- “чудик”, персонаж, непохожий на всех остальных, духовно связанный с народной почвой, вросший в неё. Эта связь неосознанная, однако, именно она делает героя особенным человеком, воплощением нравственного идеала, человеком, в котором заключена надежда автора на сохранение традиций и возрождение народного мира. “Чудики” часто вызывают ироническую улыбку, даже смех читателей. Однако их “чудаковатость” закономерна: они смотрят вокруг широко открытыми глазами, их душа чувствует неудовлетворённость действительностью, они хотят изменить этот мир, улучшить его, но в их распоряжении средства, которые непопулярны среди людей, хорошо усвоивших “волчьи” законы жизни. Говоря о “чудиках”, останавливаемся на рассказе “Чудик”, героя которого звали Василий Егорыч Князев, а работал он киномехаником, но эти скупые факты биографии мы узнаём только в конце рассказа, потому что эта информация ничего не добавляет к характеристике персонажа. Важно то, что “с ним постоянно что-нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело попадал в какие-нибудь истории — мелкие, впрочем, но досадные”. Он совершает поступки, вызывающие недоумение, а иногда даже недовольство.

Анализируя эпизоды, связанные с его пребыванием в гостях у брата, мы улавливаем ту нравственную силу, которую дала ему народная почва. Чудик сразу чувствует ненависть, волны злобы, которые исходят от невестки. Герой не понимает, за что его ненавидят, и это очень его беспокоит.

Чудик уезжает домой, в свою деревню, его душа плачет. Но в родной деревне он почувствовал, насколько он счастлив, насколько мир, с которым он связан, близок ему, питает его такую чистую, ранимую, непонятую, но столь необходимую миру душу.

Герои-“чудики” объединяют множество рассказов Шукшина. На уроках анализируем рассказы “Стёпка”, “Микроскоп”, “Верую” и другие. Герою- “чудику” противопоставлен “крепкий мужик”, человек, который оторван от народной почвы, которому чужда народная нравственность. Данную проблему рассматриваем на примере рассказа “Крепкий мужик”.

Завершая разговор об изображении народного мира В.М. Шукшиным, мы приходим к выводу, что писатель глубоко постиг природу русского национального характера и показал в своих произведениях, о каком человеке тоскует русская деревня. О душе русского человека В.Г. Распутин пишет в рассказе “Изба”. Писатель обращает читателей к христианским нормам простой и аскетической жизни и одновременно, к нормам храброго, мужественного делания”, созидания, подвижничества. Можно сказать, что рассказ возвращает читателей в духовное пространство древней, материнской культуры. В повествовании заметна традиция житийной литературы. Суровая, аскетическая жизнь Агафьи, её подвижнический труд, любовь к родной земле, к каждой кочке и каждой травинке, возведшие “хоромины” на новом месте – вот моменты содержания, роднящие рассказ о жизни сибирской крестьянки с житием. Есть в рассказе и чудо: несмотря на “надсаду”, Агафья, построив избу, проживает в ней “без одного года двадцать лет”, то есть будет награждена долголетием. Да и изба, поставленная её руками, после смерти Агафьи будет стоять на берегу, будет долгие годы хранить устои вековой крестьянской жизни, не даст им погибнуть и в наши дни.

Сюжет рассказа, характер главной героини, обстоятельства её жизни, история вынужденного переезда — всё опровергает расхожие представления о лености и приверженности к пьянству русского человека. Следует отметить и главную особенность судьбы Агафьи: “Здесь (в Криволуцкой) Агафьин род Вологжиных обосновался с самого начала и прожил два с половиной столетия, пустив корень на полдеревни”. Так объясняется в рассказе сила характера, упорство, подвижничество Агафьи, возводящей на новом месте свою “хоромину”, избу, именем которой и назван рассказ. В повествовании о том, как Агафья ставила свою избу на новом месте, рассказ В.Г.Распутина подходит близко к житию Сергия Радонежского. Особенно близко – в прославлении плотницкого дела, которым владел добровольный помощник Агафьи, Савелий Ведерников, заслуживший у односельчан меткое определение: у него “золотые руки”. Всё, что делают “золотые руки” Савелия, сияет красотой, радует глаз, светится. “Сырой тёс, а как лёг доска к доске на два блестящих, играющих белизной и новизной ската, как засиял уже в сумерках, когда, пристукнув в последний раз по крыше топором, спустился Савелий вниз, будто свет заструился над избой и встала она во весь рост, сразу вдвигаясь в жилой порядок”.

Не только житие, но и сказка, легенда, притча отзываются в стилистике рассказа. Как и в сказке, после смерти Агафьи изба продолжает их общую жизнь. Не рвётся кровная связь избы и Агафьи, её “выносившей”, напоминая людям и по сей день о силе, упорстве крестьянской породы.

В начале века С. Есенин назвал себя “поэтом золотой бревенчатой избы”. В рассказе В.Г. Распутина, написанном в конце XX века, изба сложена из потемневших от времени брёвен. Только идёт сияние под ночным небом от новенькой тесовой крыши. Изба — слово-символ — закрепляется в конце XX века в значении Россия, родина. С символикой деревенской реалии, с символикой слова связан притчевый пласт рассказа В.Г. Распутина.

Итак, в центре внимания русской литературы традиционно остаются нравственные проблемы, наша задача – донести до учащихся жизнеутверждающие основы изучаемых произведений. Изображение русского национального характера отличает русскую литературу в поисках героя, нравственно гармоничного, ясно представляющего себе границы добра и зла, существующего по законам совести и чести, объединяют многих русских писателей.

Методологические проблемы исследования национального характера в литературе Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Целикова Елена Ивановна, доктор педагогических наук, профессор кафедры зарубежной литературы Бурятского государственного университета.

Tselikova Elena Ivanovna, doctor of pedagogical sciences, professor, department of foreign literature, Buryat State University.

УДК 82.0(571.54)

© З.А. Серебрякова

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА

В ЛИТЕРАТУРЕ

В статье рассматривается ряд принципов изучения истории бурятской литературы, а также проблемы исследования национального характера в бурятском романе.

Ключевые слова: принципы, подходы, национальный характер, бурятская литература, бурятский роман.

ZA. Serebryakova

THE METODOLOGICAL PROBLEMS OF NATIONAL CHARACTER STUDIES

IN LITERATURE

In the article some principles of history of the Buryat literature studies and also the problems of national character studies in the Buryat novel are analyzed.

Keywords: principles, trends, national character, the Buryat literature, the Buryat novel.

В последние десятилетия в российском обществе в процессе переосмысления ценностей и авторитетов прошлого, оперативной оценки настоящего формируются новые, в том числе эстетические, ориентиры; имеет место неоднозначное и противоречивое отношение как к советскому прошлому, так и к актуальной реальности, как к отечественному, так и к зарубежному опыту. Эти непростые вопросы требуют поиска ответов и конструктивных решений.

Непредвзятое изучение наследия национальной культуры требует уточнения теоретикометодологических принципов, которое позволит наметить концептуальные подходы, позволяющие глубоко познавать отдельные явления и вместе с тем масштабно представлять литературный процесс в целом, во всей сложности его связей и отношений с другими элементами культуры эпохи.

В настоящее время происходит реактуализация категорий «национальное возрождение», «национальное самосознание», «этничность» и др. Одним из ведущих в данном контексте, безусловно, является понятие «национальный характер».

Глубокий всесторонний анализ национального характера в отечественном литературоведении советской поры, вероятно, не был особенно актуальной и конкретной целью научных изысканий. Разрабатывались лишь некоторые аспекты, связанные с проблематикой национального характера.

Применительно к литературам народов России, в том числе к бурятской литературе, это понятие не теряет своей значимости. Именно благодаря ему недавнее советское прошлое воспринимается в достаточно широком историко-культурном контексте, получая более объективную оценку со стороны современных читателей. И хотя советское искусство во многих новейших исследованиях объявляется неактуальным, социалистический реализм — методологически нежизнеспособным, тем не менее историки литературы ХХ века не могут игнорировать мощное воздействие социалистического реализма на культурное пространство национальных литератур России и поиски национального самоопределения.

В исследовании развития бурятской литературы прошлого методологически продуктивным является принцип исторической антропологии, которая складывается из новых методов и подходов к истории и исторической психологии. Историко-антропологический подход предполагает изучение «практически всех сфер действительности — но в проекции человеческих представлений о них», исторических реалий, которые уже «превратились в ментальность». Не случайно историческую антро-

176

пологию связывают с историей ментальностей. Интерес к истории ментальностей «указывает на желание общества вывести на поверхность сознания чувства и представления, которые скрыты в глубинах коллективной памяти».

Историческая антропология исходит из убеждения, что поведение людей в значительной мере определяется признанными в обществе нормами, ценностями и т.д. В числе ее проблем — соотношение архаики и обновления. Новое поколение историков отказывается «видеть в древних обществах этапы запрограммированной эволюции», а прошлом — лишь «явления, подготавливавшие современность» [1, с. 7-18, 27-29, 36-40 и др.].

Интерес исторической антропологии к самым разным проявлениям человеческой деятельности (не только к тем событиям и личностям, которые считаются историческими, но и к повседневным сторонам жизни обычных людей), коллективным настроениям, вкусам и другим ментальным структурам эпохи сопрягается с особенностью романа, в художественном строе которого органично слиты частное и общее, высокое и обыденное, объективное и субъективное, рациональное и эмоциональное и т.д.

Вопрос об историчности национальных отношений и национальной психологии наиболее убедительно просматривается, если обратиться к советской эпохе. В ходе социалистических преобразований под влиянием интенсивного межнационального общения исчезли или трансформировались старые обычаи, нравы, которые, казалось, выражали суть народного духа. Их место заняли новые, отражающие современные условия и в большинстве случаев общие для всех советских народов. Вместе с ними сосуществовали в более или менее явной форме и многие элементы традиционной культуры. Вот почему, говоря об искусстве социалистической эпохи, недостаточно подходить к нему только с негативно-критических позиций, а применительно к национальным литературам следует обратиться к принципам исторической антропологии, помогающей осознать, что литература является не только проекцией ментальных структур, но способна формировать чувство исторической перспективы.

Очевидна методологическая ценность синергетики, имеющей важное значение и для изучения художественного процесса.

Движение художественной культуры осуществляется «не фактом победы какого-либо направления, а самим процессом борьбы, натяжения, отражающим столь же непрямые мутации самого человека и его творчества» [2, с. 58.]. О.А. Кривцун указывает на противоречивость художественного процесса, когда тенденции творчества и эволюция человеческой психики развиваются не параллельно, а как бы опровергая друг друга. И происходит это, когда системе социальных институтов, поддерживающей общепринятое, распространенное, рутинное, т.е. стереотипам в общественной психологии, противостоят закономерно появляющиеся неорганизованные формы. Речь идет о действии закона развития художественной культуры: своим отсутствием в известном неизвестное притягивает творческий дух. В процессе борьбы и становления «революционная традиция вдохновляется пафосом контраста по отношению к определенному канону» [2, с. 69-70].

Учет закономерностей развития культуры позволяет говорить и о процессах в национальной литературе, когда комбинация измененных элементов тяготеет «к созданию новой целостности, а не просто к механическому соединению, поскольку культуре свойственно стремиться к самоструктуриро-ванию» [3, с. 581]. Это позволяет рассматривать развитие художественной литературы как процесс постоянного разрушения старой структуры и появления новой. Ученые-синергетики Е.Н. Князева и С.П. Курдюмов отмечают, что в процессе функционирования художественной культуры происходят качественные преобразования в личностных структурах. Выступая бифуркационным фактором, сложные системы, к которым относится и художественная культура, ставят индивида в состояние выбора решений и действий [4, с. 350, 353].

До настоящего времени еще не создана по-новому осмысленная история литератур народов России советского периода. Бурятская литература как часть советской литературы также воспроизводила черты бурятского характера. Национальный характер является точкой пересечения культурных, исторических, художественно-эстетических аспектов, что особенно ярко проявляется при рассмотрении такого историко-культурного феномена, как роман.

Роман как крупнейшая жанровая форма эпического рода литературы обладает чертами, способствующими наиболее полному, всестороннему и глубокому раскрытию национального характера в динамике и перспективе исторического развития, в многообразии его конкретных проявлений. Сам жанр предполагает масштабность изображаемых событий, основательность обрисовки образов и обстоятельств, возможность показа их через восприятие разных персонажей, в протяженной временной

перспективе, в широком пространстве, в котором разворачивается действие. Прозаические жанры литературы всегда опираются на фундамент ясной и общезначимой формы, но в эпоху социальных разломов ХХ века на первый план вышли формы, способные выразить нерв времени. Таковым явился и во многом по-прежнему продолжает оставаться роман.

Бурятский советский роман представляет собой яркий образец достижений одной из национальных литератур России, пример решения национальной темы и проблемы национального характера в литературе. Взгляд на него с высоты сегодняшнего дня позволит обозначить историческую перспективу в современной художественной жизни России, в том числе сибирского региона, восполнить дефицит исторического зрения, преобладавший в отдельные периоды ушедшего столетия. В этом актуальном ракурсе станет возможным назревшее переосмысление и бурятской литературной классики, и достижений бурятской литературы советской эпохи в романном жанре.

Между тем подлинная значимость бурятского романа данного периода в аспекте концепции национального характера остается пока не осознанной. Анализ национального характера в бурятском романе в контексте разных этапов истории народа и страны представляет значительный научный интерес.

Плодотворным принципом изучения развития бурятской литературы является интегративный подход.

Проблема историзма в жанре романа в литературе народов СССР и России является одной из основных для работ Ч.Г. Гусейнова, Д.Б. Деркач, Е. Добренко, А.Н. Мыреевой, З.Г. Османовой, К.К. Султанова и др. Процессу создания реалистического характера в историческом контексте посвящена монография Н.Н. Воробьевой, в которой утверждается: «Изображение национального характера детерминировано тем национально-историческим миром, в котором живет и творит художник, и его социальной позицией… История формирует и изменяет национальный характер, выявляющийся как своего рода психологическая закономерность при рассмотрении множества этнически близких человеческих индивидуальностей» [5, с.162, 166]. К.К. Султанов связывает обновление национального характера и самосознания с обращением к истории, утверждая, что «повышенный интерес к духовному резонансу национального характера» идет от стремления литературы «передать контекст Истории», обращения к «кульминационным моментам национальной истории»: «.все попытки внеисто-рического истолкования национального как суммы нерушимых признаков всегда заводили в тупик и были чреваты последствиями, о которых и не догадывались трубадуры национальной исключительности» [6, с.132, 110].

Некоторые стороны регионального исторического контекста освещены в работах бурятских литературоведов: С.Ж. Балданова, А.В. Васильевой, С.И. Гармаевой, Ц.-А. Дугар-Нимаева, С.С. Имихе-ловой, В.Ц. Найдакова, А.Б. Соктоева, К.Б. Соктоевой, Э.А. Уланова и др.

При анализе бурятского литературного характера следует, по нашему мнению, использовать принцип историзма в тесной связи с генетическим подходом. Он представлен в книге А.Б. Соктоева «Становление художественной литературы Бурятии дооктябрьского периода» (Улан-Удэ, 1976), где необходимость учета исторических условий верифицирована изучением этапа зарождения национальной литературы. Значимость осознания многослойности и противоречивости наследия народа подчеркивал в работе «Становление, развитие и распад бурятской советской литературы (1917-1995 гг.)» (Улан-Удэ, 1996). В.Ц. Найдаков.

Для бурятской литературы раннего периода свойственны взаимодействие и единство противоположных эпических систем — народного эпоса и художественного эпического повествования. А.Б. Соктоев находил это единство в исторических летописях хоринских бурят В. Юмсунова, Т. То-боева, в которых разграничивал влияние народного эпоса с его демократизмом и присутствие буддийской идеологии бурятского нойонатства, выдвигавшей в центр личность, отмеченную печатью божественной, идеальной силы. Такова центральная героиня первого художественного памятника бурятской литературы — «Балжан хатан тухай туужа домог» («Легенды о Бальжин-хатун»). Отмечая соединение вымысла и документа, сказочной образности и показаний очевидца, ученый подчеркивал в ней противостояние идеи демократизма народного творчества и избранности исторической личности. А.Б. Соктоев позитивно оценивал демократизирующее воздействие жанров устного народного творчества, а к позиции представителей нойонатства — элиты этноса — относился с некоторым неодобрением, что понятно, учитывая время написания его монографии. Налицо методологическое значение данной работы: в ней «жанровый аспект логично включен в философско-мировоззренческий:

единство и борьба множества противоречивых компонентов питали и будут питать национальную культуру, создавать возможность будущих художественных открытий» [7, с. 177].

Сегодня в филологии и других науках формулируется актуальная мысль-вывод: противоречивое сплетение взаимоисключающих факторов, противоборствующих энергий рождает нечто жизнестойкое и перспективное. Так, усиление глобализационных тенденций вызывает всплеск обостренного интереса к этнонационально-культурным ценностям, что являет две стороны единого процесса.

Национальный характер одного народа можно постичь в сравнении с другим народом, точно так же его художественные явления невозможно понять без сравнения двух и нескольких литератур. Если в становлении русской литературы огромную роль сыграла культурная элита, то национальные литературы народов России формировались в другое время. Зачинатели бурятской литературы и искусства были представителями первого поколения национальной интеллигенции, выходцами из низов. Герои бурятской литературы — это образы людей «немых и несмысленных» (по характеристике

Н.А. Бердяева), низших слоев населения.

В советской многонациональной литературе принципы демократизма (в прежних формулировках — народности, а на заре советского искусства — пролетарской культуры) играли первоочередную роль. Бурятская литература с начала своего развития продолжила демократические тенденции народной культуры. Но в ней жила и противоположная традиция, ориентированная на усложнение языка, поиск новых, порой изысканных, форм, которые позволяли пробиваться к новым сферам духовного бытия. Примером такой традиции является сложная, многоплановая трагедия Б. Барадина «Ехэ удаган аб-жаа» («Великая сестрица шаманка», 1921), посвященная широко известному и значимому событию истории народа и творчески развивающая концепцию национального характера, выраженную в легенде о Бальжин-хатун. А искусство демократическое было ориентировано на массовые формы художественного мышления и восстановление памяти о первичных, исходных ценностях — ценностях фольклора.

Однако плодотворная творческая «дискуссия» разнонаправленных тенденций в литературе была надолго приостановлена идеологическим вмешательством. Эти события отражены в работе Б.В. Базарова «Общественно-политическая жизнь 1920-1950-х годов и развитие литературы и искусства Бурятии» (Улан-Удэ, 1995). «Вынесение за скобки литературного процесса» трагедий Б. Барадина, остальных «панмонголистских» произведений, негативное отношение власти к эпосу «Гэсэр», другим поэтическим памятникам, объявление их феодальным наследием не только не придали силу демократическим тенденциям, а существенно ослабили их. Преемственность, тем не менее, сохранялась. Например, первые бурятские романы продолжили традиции дооктябрьской бурятской литературы, в которой отчетливо наличествовало влияние народного эпоса с его демократизмом и присутствие идеологии бурятской элиты — нойонатства, которая выдвигала в центр личность. Это переплетение взаимоисключающих факторов, противоборствующих энергий можно увидеть в национальных характерах, выведенных в романах Ж. Тумунова, Х. Намсараева, Ч. Цыдендамбаева. Наряду с элементами нарождающегося социалистического реализма в бурятском романе живет генетически оправданное сочетание противоречивых особенностей, свидетельствующих о воспроизводимости жизнестойких и перспективных начал национальной культуры.

Сегодня принцип историзма в сочетании с генетическим представляется одним из современных подходов к изучению истории бурятской литературы.

При изучении национального характера отечественные гуманитарные науки наряду с причинами, обусловившими отношение к нему советской идеологической системы, отдававшей приоритет интернациональному началу и не обращавшей достаточного внимания на национальную специфику, столкнулись и с другими трудностями, главная из которых состояла в сложности и многогранности этого интегрального явления. Сегодня философы, социологи, историки обращают внимание на значимость определенной связи между национальным характером и историей той или иной страны [8, с.3]. Подобно Б.П. Вышеславцеву, некоторые современные ученые связывают характер народа и историческую судьбу страны.

Феномен истории применительно к национальному характеру играет особую роль. В константах национального характера концентрируется исторический опыт народа, а доминирующие черты национального характера обусловлены особенностями соответствующего периода истории.

В структуре бурятского романа история выступает и как локальная история и как Большая история. Разумеется, оба эти аспекта истории тесно взаимосвязаны — находятся в противоречивом единстве.

В некоторых романах действие протекает в ограниченном пространстве, но повествование, как правило, не ограничивается только срезом актуального времени, оно направлено в глубь локальной истории, поэтому в нем бытуют традиции, дополняется экскурсами в прошлое, обращением к опыту предшествующих поколений. К таким произведениям можно отнести «Доржи, сын Банзара» Ч. Цы-дендамбаева, «Поющие стрелы» А. Бальбурова, «Степные дороги» и «Течение» Ц.-Ж. Жимбиева, «Щедрое сердце» Б. Мунгонова и др.

Большая история применительно к национальному роману обозначает события эпохального, переломного значения, коренным образом меняющие судьбу личности и этноса, вписывающие их в контекст эпохи, масштаб больших пространств. Большая история присутствует в романах «Похищенное счастье» Д.-Р. Батожабая и «Долина бессмертников» В. Митыпова, судьбы героев которых соотносятся с течением истории и вписаны в масштаб эпохи, историю человечества. Ощущение хода времени и включенность повествования в контекст жизни всей страны придает свойство причастности к Большой истории и роману «Год огненной змеи» Ц.-Ж. Жимбиева. Здесь, как и в романах «Похищенное счастье» и «Долина бессмертников», история интерпретируется как ценность, становится полноправным персонажем.

Человек показан как часть тех или иных общностей и народа, и в этом качестве участвует в исторических событиях, вписывается в движение истории. Так, в первых бурятских романах герои изображены как патриоты своей родной земли, которая для них неотрывна от ценности семьи, рода.

Особенностью романов 1960-1980-х годов стало внимание их героев к тому, что в критике и публицистике получило название исторической памяти. Они вызывали у читателя-современника чувство причастности к истории, напоминали, что он живет в истории, принадлежит ей, и только это чувство позволяет ему не превратиться в манкурта или Ивана, не помнящего родства. Таким качеством наделен Олег Аюшеев («Долина бессмертников» В. Митыпова). Здесь история становится одним из «персонажей» бурятского романа.

В лучших произведениях исторического жанра постигается суть эпохи, несмотря на субъективную интерпретацию ее романистом в контексте своего времени, а в произведениях на тему современности происходит соприкосновение настоящего с прошлым благодаря потребности писателя судить свое время судом истории.

Таким образом, к числу продуктивных теоретико-методологических принципов изучения истории национальной литературы, в том числе проблемы национального характера, следует отнести принципы исторической антропологии, синергетического и интегративного подходов, проявляющихся, в частности, в сочетании принципа историзма с генетическим подходом, интерпретации национального характера в контексте истории. Это обусловливает возможность адекватного осмысления литературного развития как неотъемлемой составляющей художественного процесса, объективной оценки прошлого и настоящего всей духовной культуры народов страны, определения перспектив ее развития.

Литература

1. История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. -М., 1996.

2. Кривцун О.А. Психология искусства. — М.: Изд-во Литературного ин-та им. А.М. Горького, 2000.

3. Тойнби А.Дж. Постижение истории: пер. с англ. / А.Дж. Тойнби; сост. Огурцов А.П. — М.: Прогресс, 1991.

4. Князева Е.Н. Трансдисциплинарность синергетики: следствия для образования / Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов // Синергетическая парадигма: человек и общество в условиях нестабильности. — М.: Прогресс — традиция, 2003. — С.341-357.

5. Воробьева Н.Н. Принцип историзма в изображении характера. Классическая традиция и советская литература. — М.: Наука, 1978.

6. Султанов К.К. Динамика жанра (Особенное и общее в опыте современного романа). — М., 1989.

7. Имихелова С.С. Методологическое значение наследия бурятских ученых в образовательно-культурных инновациях // Образование и глобализация: материалы III междунар. науч. конф. — Улан-Удэ, 2009. -Ч. II.

8. Бороноев А.О. Россия и русские. Характер народа и судьбы страны / А.О. Бороноев, П.И. Смирнов. -СПб., 2001.

Серебрякова Зоя Александровна, доктор филологических наук, доцент, доцент кафедры Теории и истории искусств и литературы ФГБОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств», Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, тел.: 8(3012)21-33-11, сот.: 8-902-565-22-66, [email protected].

Serebryakova Zoya Alekcandrovna, doctor of philological sciences, associate professor, department of theory and history of Art and Literature, East Siberian State Academy of Culture and Art, Buryatia, Ulan-Ude, h.tel: 8(3012)21-33-

11, of. 8-902-565-22-66, [email protected].

УДК 82-313.2

© В.В. Башкеева, М.Н. Жорникова

РАЗГАДАТЬ ЧЕЛОВЕКА: ОСОБЕННОСТИ ПОРТРЕТИРОВАНИЯ

В РОМАНЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ»

Анализируются особенности портретной манеры Лермонтова в романе «Герой нашего времени», выдвигается положение о двойственной природе портрета, который и скрывает характер, и выявляет его.

Ключевые слова: портрет, принцип уклонения, непрямые жесты, игровое поведение, имидж, портретные детали, принцип противоречий, идея вкуса и породы, двойное зрение.

V.V. Bashkeeva, M.N. Zharnikova

TO UNRAVEL A PERSON: THE PECULIARITIES OF PROJECTING IN THE NOVEL BY M.YU.LERMONTOV «HERO OF OUR TIME»

The peculiarities of M.Yu.Lermontov’s portraying manner in the novel «Hero of Our Time» are analyzed, the statement is proposed that the portrait’s dual nature both hides and reveals it.

Keywords: portrait, principle of evasion, indirect gestures, playing behaviour, image, portrait features, principles of contradictions, the idea of taste and nature, dual vision.

В диалоге с Вернером в повести «Княжна Мери» Печорин открыто провозглашает свое кредо, связанное с тем, что он хотел бы слушать, а не рассказывать, так как в таком случае «нельзя проговориться» и «можно узнать чужую тайну». В заметке от 5 июня он еще раз говорит о радости «угадывать намерения», на этот раз врагов. Надо сказать, что желание узнать чужую тайну, тайну другой личности, его намерения является, с одной стороны, побудительным мотивом для действий героя; с другой, позволяет понять портрет в романе Лермонтова.

Портретирование у Лермонтова связано с попыткой героя уклониться от взыскивающего взгляда наблюдателя, кто бы он ни был — повествователь, рассказчик или другой персонаж. В то же время это напряженное желание вглядеться в героя, в суть личности, попытка разгадать его и даже выявить подноготную, как это стремится сделать Печорин в случае, например, с Грушницким. Предметным образом, который символически обобщает идею разглядывания, вглядывания в человека, становится лорнет. Лорнет — деталь внешности персонажа, которая может иметь много разных функций. Может быть показателем отсутствия вкуса — Грушницкий, сшив мундир, приобретает двойной лорнет и берет его с собой на вечер к фокуснику Апфельбауму; вызова, невнимательности или удивления -княжна Мери как будто бы разглядывает в лорнет незнакомую толстую даму; страстного желания встретиться — Печорин наводит лорнет на балкон Веры. Многофункциональность лорнета позволяет символизировать его. Вспомним замечания Печорина о лорнете, когда он говорит о женах местных властей в начале повести: «…у них есть лорнеты, они менее обращают внимание на мундир, они привыкли и на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум». Лорнет, таким образом, — оптика, позволяющая сквозь наносное, внешнее, социально детерминированное разглядеть истинную сущность человека12.

12 Интересно, что встречающийся у писателя жест «пристально смотреть» аналогичен символической функции лорнета («Я пристально посмотрел на нее», «Она посмотрела на меня пристально, покачала головой» — о Печорине и княжне Мери).

181

Проблема национального характера в русской литературе второй половины XIX века

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Юнусов, Ильдар Шайхенурович

Введение.

Глава 1. Проблема национального характера в художественных системах первой половины XIX века.

Глава II. Этномотивы в творчестве И.С. Тургенева.

Глава III. И.А. Гончаров. Русский мир в контексте Цивилизации и Прогресса («Восток — Запад» в душе русского человека).

Глава IV. Национальное и общечеловеческое (Постижение чужого в художественном мире JI.H. Толстого).

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Юнусов, Ильдар Шайхенурович

Всплеск исследовательского внимания к различным аспектам национального и инонационального, отмеченный в последние десятилетия, обусловлен’ целым рядом причин. Охватившие мир глобализация; стандартизация — с одной стороны, и общий рост личностного самосознания — с другой, породили острую тягу ко всему самобытному и индивидуальному. Этническое своеобразие стало-восприниматься как безусловная ценность. Совпавшие с этим общемировым процессом известные отечественные события конца 1980-х — начала 1990-х гг. еще более актуализировали интерес к феномену национального, разрушили некоторые еще имевшиеся идеологические препоны при изучении данной проблемы. Если, скажем, долгие годы исследование национального было возможно только в неразрывной связи с интернациональным1, при этом последнее, как правило, было наделено более позитивным коннотатом, то в 1990-е гт. ситуация: изменилась. Интернациональное не столько утеряло свою позитивную окрашенность и значимость, сколько постепенно деактуализировалось. и было вскоре вытеснено понятием «межэтническая толерантность». И, напротив, изучение феномена национального активизировалось в самых различных науках, в том числе и в литературоведении.

Благодаря восторжествовавшему в последние годы, в отечественном литературоведении методологическому плюрализму расширилась терминологическая база исследования природы национального! в литературе. Сегодня в литературоведческой науке активно изучаются такие проблемы, как «этноконфес-сиональные мотивы»2, «национальная ментальность»3, диалог культур (межци-вилизационный, межконфессиональный)4 и т.д. Во многом в новом свете предстают традиционные оппозиции «Восток — Запад»5, «свой — чужой»6, рассмотренные в этнокультурном контексте. Все это позволило существенно углубить и расширить представления о феномене национального в художественном тексте.

Важнейшую роль в литературоведческом исследовании национального и инонационального играет с нашей точки зрения концепт национального характера. Известно, что человек свою этническую самобытность и значимость начал ощущать давно. Еще Геродот приводил обращение афинян к спартанцам в связи с угрозой персидского нашествия в V веке до н. э.: «Нет на свете столько золота, нет земли, столь прекрасной и плодоносной; чтобы мы ради этих благ захотели перейти на сторону персов и предать Элладу в рабство. Много причин, и притом весьма важных, не позволяет нам так поступать, если бы мы даже пожелали этого. наше кровное и языковое родство с другими эллинами, общие святилища богов, жертвоприношения * на празднествах и одинаковый образ жизни. Предать все это — позор для афинян» . Античные мыслители истоки различий между народами видели прежде всего в географических и природных факторах. Так, Гиппократ в работе «О воздухах, водах и местностях» отличие европейцев от азиатов, горских народов от равнинных объяснял именно климатическими различиями. Но он же уже в V — IV вв. до н. э. писал: «законы немало значат для величия духа»8 народов.

Самое выражение «национальный характер» появилось в литературе о путешествиях уже в Средние века. Хотя в это понятие вкладывалось разное содержание, цель у авторов была одна: выразить специфику образа жизни того или иного народа9.

Новое же осмысление истоков различия этнических характеров происходит только в XVIII в. Монтескье, соглашаясь с античными мыслителями о влиянии геоприродных факторов, указывает и на религиозные, социально-политические детерминанты: «Многие вещи управляют людьми: климат, религия; законы, принципы правления, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого образуется общий дух народа»10. К. Л. Гельвеций, будучи солидарен в целом с Монтескье в вопросах о природе национального характера, доминирующей детерминантой его считал прежде всего политический строй11. При этом Гельвеций акцентирует внимание на приниципиальной изменяемости национального характера; его эволюции. Д. Юм подчеркивает данную особенность в работе «О национальных характерах»: «Нравы одного народа весьма значительно меняются с течением времени либо из-за огромных изменений в их I системе правления, либо из-за смешения с другими народами.» . И: Кант в работе «Антропология с практической точки зрения», напротив, доминирующим фактором в формировании национального характера признает наследственность, выработанные в течение многих веков черты предков. Во многом этапными были наполненные гуманистическим духом работы И-Г. Гердера «И еще философия истории» и «Идеи к философии истории человечества», где характер народа, его история сопрягаются и объясняются его возрастом. Основополагающими для романтической концепции национального характера явились взгляды Г. Гегеля и Ф: Шеллинга, согласно которым каждая нация реализует свою историческую миссию, заложенную неким абсолютным духом. В их понимании каждая нация имеет те черты характера, которые необходимы для реализации собственной миссии: и потому национальный характер у них в основном является неизменным.

В 60-е гг. XIX в. впервые предпринимается попытка подвести под понятие «национальный характер» научную основу. Так, в 1865 г. в России была издана работа Штейнталя и Лацаруса «Мысли о народной психологии». Авторы, вдохновленные идеями Гердера, Гегеля, Гумбольдта, поставили задачу — основать науку о национальном характере: «.узнать психологически сущность духа народа и его деятельность, — открыть законы, по которым внутренняя, духовная или идеальная деятельность народа — в жизни, искусстве и науке — зачинается, распускается, подымается или углубляется, оживает или умирает, — указать основания, причины и поводы также — начало, развитие и падение личности народа»13. Идею Штейнталя и Лацаруса о создании новой науки поддержал BI Вундт в своих работах «Проблемы психологии народов» и «Нации и их философия». Весьма-перспективным окажется его предложение постигать национальный характер, национальный дух того или иного народа путем изучения его языка и фольклора. Следующим существенным шагом явилась книга Г. Jle-бона «Психология народов и масс». Ключевой в концепции французского мыслителя конца XIX в. является понятие «душа расы», («душа народа»), которое и определяет и национальный характерен национальную историю: «Жизнь народа, его учреждения, его верования и искусства суть,только видимые продукты его невидимой души. Для того, чтобы какой-нибудь народ преобразовал свои учреждения, свои верования и свое искусство, он должен сначала переделать свою душу»14.

Как видно, проблема национального характера была весьма актуальна для ведущих европейских мыслителей XVIII-XIX вв., и они так или иначе обозначили многие узловые моменты в исследовании природы национального.

В;России так же, как и в Европе, эмпирический материал о различии национальных характеров в средние века накапливался в литературе о путешествиях. В XVIII же веке важно было убедиться,.что русский национальный характер есть в принципе. Не случайно основным пафосом статьи П.А. Плавилыци-кова «Нечто о врожденном свойстве душ российских» явилось именно доказательство наличия собственного национального характера, ибо в силу широчайшего распространения галломании в дворянских кругах оно стало подвергаться определенному сомнению15. Эта же тема была одной из ведущих в сатирических журналах Н.И. Новикова16. А уже в последней трети XVIII в. стал возможным вопрос Д.И. Фонвизина Екатерине II в следующей форме: «В чем состоит наш национальный характер?»17. Ответ Екатерины и противоположное ему радищевское понимание доминант русской ментальности придали данной проблеме характер идеологического противостояния. В течение всего XIX в. идео-логизированность проблемы национального характера окажется одной из ее существенных особенностей, хотя в разные периоды актуализировались различные аспекты идеологической борьбы (Таковы, скажем, концепции, русского национального характера у декабристов, славянофилов, почвенников и т.д.).

Вообще, в XIX в., особенно в период расцвета романтизма, проблема национального характера во многом выходит на первый план, что связано со своеобразным культом национального (родного и инонационального) романтиками. Разделение на западников и славянофилов в России обострило интерес к русскому характеру и углубило понимание всего комплекса вопросов; связанных с этой проблемой.

В 1840-е гт. в России отмечаются первые попытки научного подхода к проблеме национального характера. Известный русский этнограф Н.И. Надеж-дин вводит понятие «этнографии психической», под которой понимает

151 умственные способности, силу воли и характер» того или иного народа.

В 1860-е гг. достаточно весомо прозвучал тезис А.А. Потебни о языке как основе национальной психологии того или иного народа. Его ученик, Д.Н. Ов-сянико-Куликовский пойдет еще дальше, заявляя, что национальную принадлежность человека определяет прежде всего то, на каком языке он говорит и думает вне зависимости от его этнического происхождения. Вообще, пожалуй, именно Д.Н. Овсянико-Куликовский в дореволюционной России наиболее активно разрабатывал проблему национального характера. Национальность в его понимании есть психологическая форма, а не содержание, т.е. «русский по национальности может быть умный и добрый или, наоборот, глупый и злой.»19. Каждой национальности, по его мнению, присуща внутриэтническая дифференциация; обусловленная сословными, профессиональными и прочими факторами. Национальный характер подвержен изменению, которое может быть зафиксировано только спустя десятилетия. Черты национального характера, отличающие один от другого лежат не в нравственной сфере, а в типе организации ума и воли. Ярче и адекватней всего национальный характер выражается в «великих людях», представляющих ту или иную нацию. (Здесь Д.Н. Овсянико-Куликовский солидаризируется с И.С. Тургеневым). Национальные и психологические отличия становятся ярче, отчетливее, законченнее в меру культурного и умственного прогресса народов, т.е., скажем, у француза XIX в. национальные черты выражены четче, чем у француза, жившего в XVIII в.

Немалое внимание национальному характеру уделяли русские философы-эмигранты. Н.А. Бердяев полагал, что «тут невозможно дать строго научного определения», но «тайна всякой индивидуальности узнается лишь любовью, и в ней всегда есть, что-то непостижимое до конца, до последней глубины»20. Н.О. Лосский разделял понятия «национальный характер народа» и «национальный характер страны». «Согласно метафизике иерархического персонализма, которой я придерживаюсь, — писал философ; — каждое общественное целое; нация, государство и т.п., есть личность высшего порядка: в основе его есть душа, организующая общественное целое так, что люди, входящие в него, служат целому, как органу его»21.

Несмотря на столь длительное внимание ученых и мыслителей к проблеме национального характера, многое здесь остается не проясненным.

Американский психолог О. Клайнберг констатирует: «В: науках об обществе

22 есть мало проблем более сложных, чем проблема национального характера» . Более того, до сих пор есть исследователи, которые весьма скептически относятся к использованию этого понятия в научном обиходе23.

Одной из существенных проблем в изучении национального характера является отсутствие общепринятой приемлемой1 дефиниции этого понятия. Н. Воробьева считает, что «национальный характер» настолько сложное понятие, что трудно в определении охватить все его основные черты. И поэтому она предлагает ограничиться лишь выработкой принципов подхода к нему24. Во многом совпадает с точкой зрения Н. Воробьевой и позиция авторов книги «Национальное своеобразие русской литературы» Е. Купреяновой и Г. Макогоненко. Констатируя; отсутствие удовлетворительного определения? национального характера, они считают, что оно и не нужно, чтобы не ограничивать и не сужать понимание проблемы. По мнению авторов, задача как раз и состоит в раскрытии всей сложности, всего динамизма явления, рассмотренного с позиций историзма . Безусловно, подобный осторожный подход к данному вопросу содержит в себе рациональное зерно.

В последние годы наибольшей популярностью пользуется точка зрения, которой придерживаются И. Кон, Ю; Бромлей, А. Дашдамиров, Ю. Борев. Суть ее заключается в том, что национальный характер рассматривается как структура: «Раскрыть психологию, характер народа — значит раскрыть его наиболее значимые социально-психологические черты. Но ни одна из этих черт, взятая» в отдельности, не является и не может быть уникальной. Уникальна структура психических особенностей нации» .

В настоящей работе под национальным характером понимается достаточно устойчивая, но подверженная изменениям целостная структура, сформированная в течение многовековой совместной жизни определенного этнического сообщества и выражающаяся как в цивилизационных предпочтениях, так и в культуре, в повседневном поведении человека. Детерминантами национального характера выступают религия, язык, история, политическое устройство, климатические условия жизни, психофизиологическая природа нации;

Как подчеркивал И.С. Кон, «затруднительность, а во многих случаях и невозможность непосредственного изучения национального характера делает особенно важными иные, в частности литературоведческие исследования» . Литературоведческие изыскания в силу особенностей предмета позволяют аккумулировать в себе едва ли не все, достижения других наук в области национального характера, хотя, естественно, и имеют свою специфику. Так, постижение сущностных особенностей того или иного этнического характера не является основным предметом’ собственно литературоведческого анализа. Дело заключается прежде всего в отличии литературного характера: от характера в философскомtи психологическом понимании. С. Бочаров пишет: «.чтобы определить понятие «литературный характер», нужно отграничить его от тех значений, которые связываются с понятием характера в других науках и быту. Характер, нас интересующий, — не предмет изображения, но само это изображение, одна из его сторон, вид литературного образа» . Ясно, что и при изучении национального характера необходимо исходить из этого же принципа. В лучшей, пожалуй, работе о литературоведческих путях исследования национального характера Л. Арутюнова и Я. Эльсберга говорится: «Часто неумение разграничить явление жизни и искусства обнаруживается при трактовке вопроса о национальном характере. Он нередко рассматривается таким образом, что исчезает различие между самим характером, историческим, социологическим пониманием и художественным воплощением. А ведь последнее является важным источником познания этого характера» . Таким образом, в рамках литературоведческой компетенции должны актуализироваться прежде всего поэтические аспекты проблемы национального характера: Как изображен тот или иной национальный характер? Каковы художественные функции того или иного национального характера в художественной системе конкретного произведения или в рамках художественного мира конкретного писателя, школы, направления, метода? Но правомерны и неизбежны в литературоведческом исследовании и вопросы о влиянии идеологических, мировоззренческих аспектов понимания тем или иным писателем природы национального характера вообще и конкретных проявлений в частности на его художественные решения: Естественно, этот круг вопросов неизбежно выводит на ряд новых проблем. Это и роль религиозных, конфессиональных мотивов! в различных художественных системах, зачастую неразрывно связанных с проблемой национального. Это и обусловленная многочисленными факторами, в том числе и этноконфессио-нальными, вечная оппозиция «свой-чужой». Это и актуальные для сегодняшнего дня соотнесения Востока и Запада, России и Запада, России и Востока, Севера и Юга,. впервые обозначенные еще в устном народном творчестве и имеющие важнейшее значение в литературе евроазиатского народа.

В работе, как правило, учитывается различие понятий этническое \\ национальное. Этническое — это «.вневременной субстрат, неизменное в изменяемом, онтологически значимые «кровь» и «почва», а национальное — «определенное состояние этноса, одна из фаз его развития, предполагающая превращение народа из «природно-этнографического материала» в субъект истории»30. Вместе с тем иногда эти понятия нами используются как синонимы.

В диссертации выявляются особенности постижения и выражения национального характера в русской литературе второй половины XIX в. Так или иначе в качестве объекта исследования привлекается творчество Ф.М: Достоевского, А.Н: Островского, H.G. Лескова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Г.И; Успенского, но основным объектом исследования выступает проза И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, Л.Н. Толстого. Обращение именно к этим художникам объясняется и достаточно широкой разработкой ими проблемы; национального и инонационального, и общим гуманистическим духом, духом толерантности в изображении и постижении человека и мира иной культуры, известной репрезентативностью и особой значимостью их подходов в решении исследуемой проблемы в целом для русской прозы второй половины XIX в. При этом актуализируется г не их принадлежность к русскому классическому реализму, а — наличие в их художественном мире своих уникальных эстетических систем, во многом принципиально отличных друг от друга и обусловливающих, в свою очередь, своеобразное решение проблемы национального и инонационального.

В отечественном литературоведении монографических работ, в основе которых < лежало бы исследование проблемы национального характера в творчестве Тургенева, Гончарова, Л. Толстого, взятых отдельно или вместе, к сожалению, нет. Но есть немало интересных и ценных работ по различным аспектам избранной темы, оказавших существенную помощь в настоящем исследовании. Это прежде всего работы таких литературоведов, как Я: Билинкис, Г. Гачев, В. Кантор, Е. Краснощекова, В. Маркович, В. Мельник, М. Отрадин, Л. Пумпянский и др; Сегодня; возникла настоятельная необходимость осмысления и обобщения накопленного литературоведением материала о национальном характере в русской литературе XIX в. Без заполнения этой лакуны вряд ли наше представление о литературном процессе данного периода русской литературы вообще, поэтических особенностей творчества отдельных писателей в частности может считаться достаточно полным и адекватным. тексте этнические (национальные) мотивы, как, например, русский, немецкий, итальянский и т.п.).Причем, в данной и последующей главах делается попытка охватить преимущественно все художественное наследие писателей, соблюдая при этом хронологический принцип, с тем, чтобы можно было проследить определенные закономерности, эволюцию в решении исследуемой проблемы.

В третьей главе рассматривается постижение национального характера в творчестве И.А. Гончарова. Эта проблема актуализируется здесь в следующей трансформации: «Русский мир в контексте Цивилизации и Прогресса (Восток и Запад в душе русского человека)».

Наконец, в четвертой главе, посвященной Л.Толстому, исследуются, главным образом ранее мало актуализированные, но очень важные аспекты: соотнесение национального и общечеловеческого и постижение «чужого» в художественном мире писателя.

Формы и пути постижения и выражения национального характера в искусстве поистине безграничны. В работе исследуются лишь некоторые из них, принесшие в литературе особенно значительный результат.

Заключение научной работыдиссертация на тему «Проблема национального характера в русской литературе второй половины XIX века»

Заключение

1 Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы: В 2т. М., 1989. Т. 2. С. 249.

2 Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч.: В 30 т. Т. 26. С.131.

Список научной литературыЮнусов, Ильдар Шайхенурович, диссертация по теме «Русская литература»

1. Аксаков К.С. Князь Луповицкий или приезд в деревню. М;: Тип-фия Л. Степановой, 1856. 88 с.

2. Аксаков К.С, Аксаков И.С. Литературная критика. М:: Современник, 1981. 383 с.

3. Аксаков К.С. Освобождение Москвы в 1612 г. М.: Тип-фия Н. Степанова 1848.212 с.

4. Аксаков К.С. Поли. собр. соч.: В 3 т. М.: Тип-фия П. Бахметева, 1861 1880i

5. Аксаков К.С. Сочинения. П-г.: Огни, 1915. 656 с.

6. Аксаков К.С. Стихотворения. М.: Тип-фия О-ва распространения полезных книг, 1909. 72 с.

7. Бестужев-Марлинский А. А. Поли. собр. соч.: В 2 т. Спб.: Изд-во А.А. Каспари, 1906:

8. Даль В.И. Поли. собр. соч.: В 10 т. СПб. -М.: Изд-во М.О. Вольф, 1897 1898.

9. Даль В.И; Поли. собр. соч.: В 8 т. М;: Столица, 1995: Ю.Даль В.И. Повести. Рассказы. Очерки. Сказки. М Л ГИХЛ, 1961. 463с.

10. Даль В.И. Повести и рассказы. Уфа: Башк. книжн. изд-во,1981. 287 с.

11. Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. Mi: Худ., лит., 1977 1980. 13;Тургенев И.С. Поли. собр. соч. и писем. В 30 т. М.: Наука, 1978. И.Тургенев И.С. Поли, собр: соч: и писем. В 28 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960 -1968.

12. Толстой Л: Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. Юбилейное изд. 1828-1928/. Ш: ГИХЛ, 1928-1958. 1 б.Письма Толстого к Толстому. М.-Л.: Гос. изд. типогр. «Красный пролетарий», 1928. 331 с, 17.Л. Толстой: Переписка с русскими писателями: В 2 т. Mi: Худож. лит., 1978.

13. Хомяков А.С. Стихотворения и драмы. Л.: Сов. писатель, 1969. 595с. 19:Хомяков;А.С. О старом и новом: Статьи и очерки: М.: Современник, 1988. 462с. 20.ХОМЯКОВ А.С. Поли. собр. соч: В 8 т. М:, 1900-1904;

15. Хомяков А.С. Стихотворения. М:: Русский архив, 1910:221 с. II.

16. Авдеев М.В. Наше общество в героях и героинях литературы за пятьдесят лет. СПб. /6.Г./. 262 с.

17. Аверинцев С. Британское зеркало для русского самопознания: (Еще раз о «Сельском кладбище» Грея-Жуковского //ТОДРЛ. СПб., 1997. Т. 50. 708712. 494

18. Аверинцев С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер И.А., Михайлов А.В. Категории поэтики в смене литературных эпох Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. 3-38.

19. Аджалов A.M. Этноконфессиональное содержание

20. Азадовский М. К. Статьи о литературе и фольклоре. М.-Л.: Худ. лит., 1960. 546 с.

21. Алексеев М. П. Этюды о Марлинском. Иркутск: Изд-во ИГУ, 1923. 64 с.

22. Лмериканскпй характер: Очерки культуры США. М.: Наука, 1991. 381 с. ЗО.Андреева Е.П. Толстой-художник в последний период деятельности. Воронеж: ВГУ, 1980.269 с.

23. Аникин Г. В. Национальный характер юмора и иронии в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир» //Л. Н. Толстой-художник. Учен, записки Уральского гос. ун-та им. А. М. Горького. 1961. Вып. 40. 3-46.

24. Анненков П.В. Литературные воспоминания. М.: Правда, 1989. 688 с. ЗЗ.Анненкова Е.И. Аксаковы. СПб.: Наука, 1998. 366 с.

25. Анненкова Е.И. Проблема соотношения искусства и релипш в восприятии славянофилов//Славянофильство и современность. Сб. ст. СПб.: Наука, 1994. 48-76.

26. Анпенкова Е. И. Русское смирение и западная цивилизация Рус. лит. СПб. 1995.№1. 123-136.

27. Анненкова Е.И. Этика религии и этика жизни в творчестве Гоголя и позднего Толстого //Толстовский сб. Тула: ТГПУ им. Л.Н. Толстого, 1992. Вып. 18. 80-90. ЗУ.Антипов Т.А., Донских О.А., Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. Текст как явление культуры. Новосибирск: Наука, 1989. 195 с.

28. Арденс Н. Н. Творческий путь Л. Н: Толстого. М.: Изд-во АН СССР, 1962. 680 с.

29. Арутюнов Л. И., Эльсберг Я. Е. О некоторых путях изучения проблемы национального и интернационального в литературе и искусстве Национальное и интернациональное в литературе, фольклоре и языке. Кишинев: Штиннца,1972.С.73-77.

30. Архипова А.В. Драматургия декабристов История русской драматургии. XVII первая половина XIX в. Л.: Наука, 1982. 239-260.

31. Архипова А. В: Проблема нащюнальной самобытности в русской литературе первой четверти XIX века Русская литература Под ред. Ф; Яi Приймы. Л.: Наука, 1976. 30-84.

32. Асатиани Г. О грузинском: опыты (несколько попыток) определения того, как в литературе и устрюм творчестве грузинского народа выразились его характер и эстетическое понимание мира//Лит. Грузия. 1982. №7. 176-187; №8. 147-175; №9. 81-135. 495

33. Бабаев Э.Г. «Анна Каренина» Л.Н. Толстого. М.: Худ. лит., 1978. 157 с.

34. Бабаев Э. Г. Из истории русского романа XIX века: Пушкин, Герцен, Толстой. М.:Изд-во МГУ, 1984. 270 с.

35. Бабаев Э; Г. Лев Толстой и русская журналистика 60-х годов XIX в. «Война и мир» в отзывах журналистики. М.: Изд-во МГУ, 1977. 143 с.

36. Базанов В. Очерки декабристской литературы. Публицистика. Проза. Критика. М.-.ГРССЛ, 1953. 525 с.

37. Басистов П.Е. «Накануне» И.С. Тургенева// Отечественные записки. 1860. Т. 130. 5-6. Отд. Рус. лит. 1-18.

38. Батюто А.И. Тургенев в работе над романом «Дым» (Жизненные истоки образа Потугина) Рус. лит. Л..1960. 3. G. 156-160.

39. Бахтин М.М Литературно-критические статьи. М.: Худ. лит., 1986. 542с.

40. Бахтин M.Mi Статьи о Льве Толстом//Дон. Ростов-на-Дону. 10. 160172.

41. Беденок Л.П Портретные характеристики как ключ к пониманию идейной направленности и эстетического совершенства Толстовский сборник. Тула: ТШИим. Л.Н. Толстого, 1992. Вып. 18. 86-93.

42. Белинский В. Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1953-1959.

43. Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М.: Худ. лит., 1976-1982. 54.Бем А.Л. Мысли о Тургеневе Бем А.Л. Письма о литературе. Прага: Slovanski ustav, 1996. 123-127.

44. Бердяев Н. Ветхий и Новый Завет в религиозном сознании Л. Толстого Русь. Ростов Великий. 1992. 2. 139-153.

45. Бердяев Н. А. А.С Хомяков. М.: Тов-во А.И. Мамонтова, 1912.250 с.

46. Беринг М. Вехи русской литературы. М.: Тов-во скоропечатни А.А. Левенсон, 1913. 165 с.

47. Берковский Н.Я. Мир, создаваемый литературой. М.: Сов. писатель, 1989: 493с.

48. Берковский Н. Я. О мировом значении русской литературы. Л.: Наука, 1975; 184 с. бО.Бестужев Н. А. Избранная проза. М.: Сов. Россия,.1983. 335 с.

49. Билннкис Я.С. Вопросы развития реализма Л1Н1 Толстого в романе «Воскресение». Дисс. насоиск. уч. степ. канд. филол. наук. Л.: ЛГПИ, 1953. В 2т.

50. Билинкис Я; Народное и национальное в художественной системе «Войны и мира» Л. Н. Толстого Пути русской прозы XIX века. Л.: ЛГПИ; 1976. 86-99; 63;Билинкис Я; с. О творчестве Л. Н. Толстого. Очерки. Л.: Сов. писатель, 1959.413 с.

51. Благова Т.И. Родоначальники славянофильства А.С. Хомяков и И.В; Киреевский. М.: Высшая школа, 1995.352 с.

52. Бобровск1п»1 М. Исторический взгляд на книжный язык арабов и на литературу сего народа// Вестник Европы, 1825. №5. 15-39; №7. 190-209. 496

53. Борев Ю. Б. Повторяемость неповторяемого и неповторимость повторяемого Национальное и интернациональное в литературе, фольклоре и языке. Кишинев: Штиинца, 1971. 78-81. бВ.Борисова В.В. Национальное и религиозное в творчестве Ф.М. Достоевского (проблема этно-конфессионального синтеза). Уфа: БГПИ, 1997. 95 с. б

54. Бочаров Мир в «Войне и мире» Вопр. лит. 1970. №8. 76-90

55. Бочаров Г. Роман Л. Толстого «Война и мир». 4-е изд. М.: Худож. лит., 1987.156 с. 7 Г.Бочаров G. Г. Характеры и обстоятельства//Теория литературы. М.: Изд-во АНСССР, 1962. 4.1. 312-451.

56. Брандес Г. Иван Тургенев. СПб.: Тип-фия Ю.И. Эрлих, 1888. 21с.

57. Бродский Н. Замыслы И.С. Тургенева// Вестник воспитания. 1916. 9. 72-124.

58. Бродский Н.Л. Славянофилы и их учение Ранние славянофилы. М.: Типфия тов-ваИ.Д. Сытина, 1910. IX-LXV.

59. Бублейник Л.В. О языке перевода повести «Хаджи-Мурат» Л.Н. Толстого на украинский язык (К проблеме стилистической адекватности) Особенности языка и стиля Л.Н. Толстого. Тула: ТГПИ, 1990. 170-178.

60. Буданова Н.Ф. Рассказ Тургенева «Живые мощи» и православная традиция Рус. лит.-СПб. 1995. 1. 188-194.

61. Буланже Л.А. Материалы по истории русской литературы и культуры. Как Л.Н. Толстой писал «Хаджи-Мурат» Русская мысль. М.-Л., 1913. Кн. VI. 69-93.

62. Буре}Н1н В. Литературная деятельность Тургенева. СПб.: Изд-во А.С. Суворова, 1884. 264 с.

63. Бурсов Б. И. Национальное своеобразие русской литературы. Л.: Сов. писатель, 1967. 396 с.

64. Бурсов Б. И. Лев Толстой и русский роман. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1963. 152с.

65. Бухаркин П.Е. Стилистические проблемы «Обломова» Бухаркин П.Е. Риторика и смысл: Очерки. СПб.: СПбГУ, 2001. 60-82.

66. Бязарти К. Национальный характер в искусстве и денствительност1г// Дружба народов. 1966. №7. 254-258.

67. Бялый Г.А. Тургенев и русский реализм. М.-Л;: Сов. писатель, 1962. 246 с.

68. Васильев Mi А. Декабрист А. А. Бестужев, как писатель-этнограф Научнопедагогический сборник. Казань: Восточный педагогический институт, 1926. ВЫП.1.С.56-76.

69. Введенский А.И. Общественное самосознание в русской литературе. СПб.: Издание Мельникова М.П., 1909. 304 с.

70. Вежбицка А. Судьба и предопределение Путь. Международный философский журнал. 1994. 5. 82-150. 497

71. Венецианов Л. Г. Письмо к Н. И. Мастера искусства об искусстве: В 7 т. М.: Искусство, 1969. Т. 6. G. 184-186.

72. Венгеров А. Героический характер литературы Венгеров G. А. Собр. соч. -Спб.: Изд-во «Прометей», 1911. Т. 1.205 с.

73. Венгеров А. Русская литература в ее современных представителях. Иван Сергеевич Тургенев. СПБ.: Типфия Вилькина и Эттинера, 1875. 183 с.

74. Вельтман Восток в художественной литературе. М. Л.: Госиздат, 1928. 204 с.

75. ВерольскийЮ.Б. «Кавказский пленник» Л.Н. Толстого: История н современность //Л.Н. Толстой и Чечено-Ингушетия. Грозный: Чечено-Ингушск. книжн. изд-во, 1989. 105-109.

77. Виардо Лун. Охота в России //Лесной журнал. 1847. 10. 80.

78. Виноградов Б. Кавказ в русской литературе 30-х годов XIX в. Грозный: Чечено-Ингуш. кн. изд-во, 1966. 184 с.

79. Виноградов Б. Кавказ в творчестве Л. Н. Толстого. Грозный: ЧеченоИнгушск. кн. изд-во, 1959.237 с.

80. Виноградов В. В. О языке Толстого (50-60-ые годы) Литературное наследство. М.: Изд-во АН СССР, 1939. Т. 35-36. 117-220.

81. Виноградов В: В. О языке художественной литературы. М.: Гослитиздат, 1959.633 с. 99.ВОГЮЭ М. Современные русские писатели. Толстой. Тургенев. Достоевский. М.: Тнп-фия Рихтера, 1887. 205 с. ЮО.Водовозов В. Словесность в образцах и разборах. СПб.: Тип-фия Ф.С. Сушинского, 1868.407 с.

82. Воробьева Н. Н. Национальный характер и народная история Национальное и интернациональное вы литературе, фольклоре и языке. Кишинев: Штиинца, 1971. 106-114.

83. Воспоминания Бестужевых Под ред. М. К. Азадовского И. Л.: Изд-во АН СССР,1951. 887 с. ЮЗ.Гаджиев А. Д. Восток в русской литературе первой половины XIX в.: Автореф. дисс. на соиск. уч. степ, д-ра филол. наук. Тбилиси, 1981. 47 с.

84. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космо Психо Логос. М:: Изд-ская; группа «Прогресс» «Культура», 1995.480 с.

85. Гачев Г.Д. С Толстым встреча через век (Исповесть). Мл Вузовская книга, 1999. 108 с. 1 Об.Геденштром М. Отрывки о Сибири. СПб.: Тип-фия медицинского департамента МВД, 1830. 165 с.

86. Гейро Л.С. История создания и публикации романа «Обломов» Гончаров И.А. Обломов. Л.: Наука, 1987. 551-646. 498

87. Гейро Л.С. Роман «Обломов» в контексте творчества И.А. Гончаров. Избранные сочинения. М.: Худ. лит, 1990. 3-19. Ю.Гейро Л.С «Сообразно времени и обстоятельствам…» (Творческая история романа «Обрыв») И.А. Гончаров. Новые материалы и исследования. Лит. наел. Т. 102. 83-183. П.Генералова Н.Н. И.С. Тургенев в контексте русско-европейских литературных связей (Проблемы биографин и творчества). Автореферат на соиск. уч. степ, д-ра филол. наук. СПб.: РАН ИРЛИ, 2001.28 с.

88. Гердер И1 Г. Избранные сочинения. М.-Л.: Гослитиздат, 1959. 392 с.

89. Герцен А. И. Русские немцы и немецкие.русские Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1958. Т. И.С. 148-189. И.Гинзбург Л. О романе Толстого «Война и мир» Звезда. 1944. №1. 125138.

90. Гинзбург Л. Пушкин и проблема реализма// О старом и новом. Л.: Сов. писатель, 1982, 92-98.

91. Гнатенко П.И. Национальный характер. Днепропетровск: Изд-во ДГУ, 1992.140 с.

92. Гозенпуд А. И. Тургенев: Исследоваьшя (Серия «Musica et litteratura»). Спб.: Композитор, 1994.200 с.

93. Головин К. Русский роман и русское общество. СПб.: Типогр. А. А. Пороховщикова, 1897.472 с.

94. Гольберг М. Национальное и интернациональное Вопр. лит. 1972. 8. 197-202.

95. Голубев А.В. Россия и Запад: возникновение образа (XI XIX вв.) Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века. М;, 1988. 12-40.

96. Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. В 2 т. М.: Кооп. Изд-во «Голос Толстого»,. 1922.

97. Горная В.З. Зарубежные современники Л.Н. Толстого о романе «Воскресение» Роман Л.Н. Толстого «Воскресение». Историко-функциональные исследования. М.: Наука, 1991. 100-164,

98. ГревсИ.М. Тургенев и Италия. Л;: Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1925. 125 с.

99. Греч Н: Путевые письма из Англии, Германии и Франции. СПб. 1839. Ч. 1. 254 с.

100. Григорьев А, А. Искусство и нравственность. М: Соврем-к, 1986. 351 с.

101. Григорьев А. А. Литературная критика. М,: Худож, лит,, 1967. 631 с.

102. Грнгорьева Т. И еще раз о Востоке и Западе Иностранная литература. 1975. 7 241-258.

103. Грихин В. А, Русская романтическая повесть, М.: Изд-во МГУ, 1983. 528. 499

104. Громов В.А. Фольклорно-этнографические источники рассказа И.С. Тургенева «Бежин луг» Сов. этнофафия. 1969. 6. 105-112.

105. Громов П. П. О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». Л.: Худож. лит., 1977.484 с.

106. Гроссман Л. Последняя поэма Тургенева (Senilia) Венок Тургеневу 18181

107. Одесса: Изд-во А.А. Ивасенко, 1919. 57-90.

108. Грузинский А. И.С. Тургенев (Личность и творчество) 1818-1883. М.: Грань, 1918.236 с.

109. Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Гослитиздат,. 1957.414с.

110. Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. М.: Худ. лит., 1965. 355 с.

111. Гулин А. «Не перестаю думать о «Хаджи-Мурате» Родина. 1994. 3-4. 111-115.

112. Гулыга А. О русской душе Московские новости. 1988. 29 мая.

113. Гуминский В.М. Открытие мира, или Путешествия и странники. М., 1987.

114. Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М.: Издво «Индрик», 1997. 912 с.

115. Гусев В. Судьба Александра Бестужева Гусев В. Память и стиль. Современная советская литература и классическая традиция. М.: Сов. писатель, 1981.С.73-89.

116. Гусейнов А. Национальный характер и его эволюция Литературный Азербайджан. 1972. №2. 123-134.

117. Далгат У. Б. Л. Н. Толстой и Дагестан. Махачкала: Дагкнигоиздат., 1960. 190 с.

118. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-романскому. СПб, 1871. 542 с.

119. Данилевский Р.Ю. Тиме Г.А. Германия в повестях «Ася» и «Вешние воды» И.С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л.: Наука, 1982. 80-94.

120. Демин А.С. «Свои» и «чужие» этносы в «Повести временных лет» Славянские литературы. ХГ Международный съезд славистов. М:: Наука, 1993; 3-13;

121. Днепров В: Толстой-художник: движение характеров Вопр. лит. 1977. 8. 152-177.

122. Добролюбов Н.А. Литературная критика. В 2 т. Л.: Худ. лит., 1984.

123. Дорошенко Лев Толстой воин и патриот. Военная служба и военная деятельность. М.: Сов. писатель, 1966. 316 с.

124. Драгоманов М.П. Воспоминания знакомств с И.С. Тургеневым. Казань: Центр, тип-фия, 1906. 19 с.

125. Древнерусская литература. Восприятие Запада в XI-X1V вв. М.: Наследие, 1996.256 с. 500

126. Дружинин А.В. «Повести и рассказы» И.С. Тургенева Дружинин А.В. Собр. соч. СПб., 1865. Т. 7. 286-373.

127. Дрюон М. Как творил этот гигант//Лит. наел. М.: Наука, 1965. Т. 75. Кн. 1. 174-182.

128. Дудышкин Из путешествия г. Гончарова Отечественные записки. 1856.№ I.e.35-50.

129. Дуккон А. Поэзия и действительность в мире Гончарова Studia Slavica F cademsae scientiarum Hungaricae. Budapest. 1995. T. 40. P. 11-22. 156.Д1оришин Д. Национальное и интернациональное в художественной литературе Обществ. Науки. М., 1979. 2. 106-120.

130. Евгеньев В. К характеристике общего лигросозерцания И.А. Гончарова в 60-х годах Северные записки. 1916. 9. 126-152.

131. Евнин Ф.И. Последний шедевр Толстого Толстой-художник. Сб. ст. М.: Изд-во АН СССР, 1961. 344-396.

132. Егоров А. Искусство и общественная жизнь. М.: Сов. писатель, 1959. 409 с.

133. Егоров Б. Ф. О национализме и панславизме славянофилов Славянофильство и современность. Сб. ст. СПб.: Наука, 1994. 23-32.

134. Егоров Б.Ф. Поэзия А.С. Хомякова Хомяков А.С. Стихотворения и драмы. Л.: Сов. писатель, 1969. 5-58.

135. Егорова И. П. Народный характер в изображении Л. Н. Толстого и И. А. Гончарова: /Ранние рассказы Толстого, сибирские страницы «Фрегата «Паллада»» Гончарова Поэтика изображения народного характера в русской литературе второй половины XIX в. Под ред. Г. Е. Гюбнева. Хабаровск: ХГПИ, 1983. 13-23.

136. Егорова Л.П. Интернациональные мотивы в русской литературе конца XIX начала XX веков. Ставрополь, 1990. 112 с.

137. Елагин Ю. И.А. Гончаров Русский вестник. 1892. Т. 1. 330-346.

138. Ерофеев Н.А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских 1825-1853. М.: Наука, 1982.320 с.

139. Жаринов Е.В. Особенности психологизма позднего Л.Н. Толстого (от кавказских повестей к «Хаджи-Мурату»). Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1985. 178 с.

140. Жцанов В.А. Последние книги Л.Н. Толстого. М.: Книга, 1971. 256 с.

141. Журавлева А.И. «Записки охотника» И.С. Тургенева. К проблеме целостности Русская словесность. 1997. 5. 28-31. 169.3айденшнур Э. Е. Народная песня и пословица в творчестве Л. Н. Толстого Лев Николаевич Толстой. Сб. ст. и материалов Под ред. Д. Д. Благого. М.: Изд-во АН СССР, 1951. 511-578. 170.3айденшнур Э. Е. Фольклор народов Востока в творчестве Л. Н. Толстого Советское востоковедение. 1958. №6. 57-65. 501

142. Иван Сергеевич Тургенев. Его жизнь и сочинения. Сборник историколитературных статей. М., 1915.

143. Иваненков С, Кусжанова А. Размышления о российском менталитете РоссияХХ1.М., 1994. №11-12. 136-150.

144. Иванов В. «Всяк сущий в ней язык». Инонациональное в спектре художественной образности Звезда Востока, Ташкент. 1990. 6. 144-150.

145. Иностранная критика о Тургеневе. СПб: Тип. В. Демакова, 1884. 222 с.

146. Иностранная критика о Тургеневе. Изд. 2-ое. СПб.: Тов-во «Прогресс нашей жизни», 1909. 154 с.

147. Интернациональное и национальное в литературах Востока. Сб. ст. М.: Наука, 1972:304 с. 186.ИОНИН Г.Н. Национальное и общечеловеческое в литературном развитии Национальная духовная культура и образование. СПб.: Образование, 1994. 4-17.

148. Исаков Г. Прибалтика в русской литературе 1820-1860-х годов: Автореф. дне. насоиск. уч.степ. канд. филол. наук. Тарту: ТГУ, 1962. 17 с.

149. Исаков Г. О «Ливонских» повестях декабристов К вопросу о становлении декабристского историзма Ученые записки Тартуского университета. Вьш.7. 1965.С.ЗЗ-78.

150. Исторические песни XVIII века. Л.: Наука, 1971. 356 с.

151. Исторические песни XIX в. Л.: Наука, 1973. 284 с. 502

152. Кавелина Е.П. И.С. Тургенев в оценке своих ближайших современников. СПб.: Тип-фия Ю.Н. Эрлих, 1887. 15 с.

153. Каганович Л. Русский романтизм и Восток. Ташкент: Фан, 1984. 112 с.

154. Каллаш В.В. Очерки по истории новейшей русской литературы. М., 1911. 353 с.

155. Камянов В. И. Поэтический мир эпоса. О романе Л. Толстого «Война и мир». М.: Сов. писатель, 1978.295 с.

156. Повесть А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-бек» К проблеме эволющн! романтизма писателя Проблемы идейности и мастерства художественной литературы. Томск: ТГУ, 1969. 17-46.

157. Кантор В; Долпш навык к сну Вопр. лит. 1989. 1. 149-185.

158. Кантор В. Иван Тургенев: Россия сквозь «магический кристалл» Германии //Вопр. лит. 1996. 1-2. 121-158.

159. Кантор В. Русская литература: желание и боязнь капитализма Вопр. лит. 1995. Вып. 4. 104-130.

160. Канунова Ф.З. А.А. Бестужев-Марлинский и его Кавказские повести Бестужев-Марлинский А.А. Кавказские повести. СПб.: Наука, 1995. 549-617.

161. Канунова Ф.З Нравственно-философские искания русского романтизма (30-40-ые г.г.) и религия Русская литература и религия. Новосибирск, 1997. 69-84.

162. Эстетика русской романтической повести. Томск: ТГУ, 1973.306 с.

163. Карушева М.Ю. Славянофильская драма. Архангельск: Изд-во Поморского международного ун-та им. М. В. Ломоносова, 1995. 253 с.

164. Катков М. Что случилось по смерти Анны Карениной Русский вестник. 1877. №7.448-462.

165. Керимов В.И. Историософия А.С. Хомякова. М.: Знание, 1989. 62 с.

166. Клаузевиц К. 1812 год. М.: Гос. воен. изд-во Наркомата обороны Союза СССР, 1937.275 с.

167. Ковалев В.А. Основные черты стшш художественной прозы Л.Н. Толстого в повести «Хаджи-Мурат» Очерки по стилистике русского языка. М.: Издво Моск. ун-та, 1959. 45-90.

168. Коварский Н. А. Ранний Марлинский Русская проза. Л;: Академия, 1926. 135-158. 2 Ю.Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы. Т 1. Вып. 1. М.:3аря, 1910.260 с. 211.К0ЖИН0В В.В. Размышления о русской литературе. М.: Современник, 1991. 526 с. 503

169. Коробка Н.И. Опыт обзора истории русской литературы. Часть 3. СПб., 1907.302 с.

170. Костенецкий Я. Записки об Аварской экспедиции на Кавказе 1837 г. Современник. 1850. 10. Отд. науки и художества. 73-106; 11. Отд. науки и художества. 59-108; №12. Отд. науки и художества. 133-168.

171. Костюхин Е.А. Русские в Средней Азии: мифы и реальность Рус. лит. СПб. 1995. №3. 20-29.

172. Котельников В.А. Иван Александрович Гончаров. М.: Просвещение, 1993. 190 с.

173. Котляревский Н. Декабристы. Князь А. И. Одоевский и А. А. БестужевМарлинский, их жизнь и литературная деятельность. СПб.: Типогр. М. М. Стасюлевича,.1907. 439 с.

174. Корш Е.П. Япония и японцы Современник. 1852. 9 Отд. 2. 1-72.

175. Кошелев В.А. Алексей Степанович Хомяков. Жизнеописание в документах, рассуждениях и разысканиях. М;: Новое лит. обозрение, 2000. 512с.

176. Кошелев В1 А. Историософская оппозиция «Запад Восток» в творческом сознании Пушкина Рус. лит. СПб. 1994. 4. 3-15.

177. Кошелев В.А. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов (1840-1850-ые годы). Л;: Наука, 1984. 195 с.

178. Кранихфельд В.Н. В мире идей и обрспов: В 3 т. П-д., 1917.

179. Краснов Г. В. Проблема национального характера в русской и болгарской литературе 60-х годов XIX века. Горький: ГГУ им. Н. И. Лобачевского, 1963. 46 с.

180. Краснова Г.А. Л.Н. Толстой о Востоке. М;:РУДН, 2000. 118 с.

181. Краснощекова Е.А. И;А. Гончаров. Мир творчества. СПб. :Пушкинский фонд, 1997.496 с.

182. Крачковский И. Ю. Избранные сочинения: В 6 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. 1.469 с.

183. Криволапов В.Н. Вспомним о Штольце… Рус. лит. СПб. 1997. 3. 4267. 504

184. Кропоткин П.Е. Идеалы и действительность в русской литературе. СПб.: Знание, 1907. 367 с.

185. Круковский А.В1 Творчество Гончарова Филологические записки. 1906. Вып. 6. 1-13.

186. Кузнна Л.Н, Художественное завещание Льва Толстого. М.: Наследие, 1993.157 с.

187. Кулешов В. И. Натуральная школа в русской литературе XIX в. М.: Просвещение, 1982.239 с.

188. Купреянова Е. Н. Мотивы народного эпоса и древней литературы в произведениях Л. HI Толстого Рус. лит. 1963. 2. 163-167.

189. Купреянова Е. Н. Макогоненко Г. П. Нащюнальное своеобразие русской литературы. Л.: Наука, 1976.415 с.

190. Курилов А.С. Литературоведческие понятия и историко-литературная наука Литературоведение на пороге XXI века. М.: Рандеву AM, 1998. 158164.

191. Курляндская Г.Б. Структура повести и романа И.С. Тургенева 1850-х годов. Тула, Приокск. книжн. изд-во, 1977. 270 с.

192. Кюхельбекер В. Лекция о русской литературе и языке, прочитанная в Пар1гже Литературное наследство. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. 59. 345354.

193. Лавров П. И.С. Тургенев и развитие русского общества Вестник народной воли. 1884. 2. 69-149

194. Лакщин В. Завещание Льва Толстого Толстой Л.Н. Хаджи-Мурат. Махачкала: Даг уч. пед. изд., 1969. 3-16.

195. Лакшин В. Толстой говорит с миром Московские новости. 1988.4 сентября.

196. Ламанский В. Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе. СПб;, 1871.

197. Лачинов Н; «Война и мир», 4-ый том. Сочинение графа Л. Н; Толстого Военный сборник. 1868. Т. 62. 8. Отд.П. 81-125.

198. Лебедев Ю.В. «Записки охотника» И.С. Тургенева. М.: Просвещение, 1977. 79 с.

199. Лебедев Ю.В. Иван Александрович Гончаров. 1812-18917/Литература в щколе. М., 1991. 5. 71-88.

200. Лебедев Ю.В.Тургенев. М.: Молодая гвардия, 1990. 608 с.

201. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Изд-во Павленкова, 1896. 329 с. 252.Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. В 2 т. М.: ГИХЛ, 1955. 253.Лев Толстой и литературы Востока: Сб. ст. М.: Наследие, 2000. 301 с. 505

202. Леонтьев К. О романах гр. Л. Н. Толстого. М.: Тип-фия В.М. Саблнна, 1911.152 с.

203. Лернер Н.О. (Вступительная статья) Толстой Л.Н. Хаджи-Мурат. П-д: Изд-е тов-ва Р. Голике и А. Вильборг, 1918. I-XXII.

204. Линева Е. Великорусские песни в народной гармонизации Песни новгородские. СПб., 1909.

205. Липрандн И. И. Пятидесятилетие Бородинской битвы, или кому и в какой степени принадлежит честь этого дня? Извлечено исключительно из иноземных писателей. М.: Университетская типогр., 1867. 314 с.

206. Лихачев Д. Национальное единообразие и национальное разнообразие Рус. лит. Л., 1968. 1. 135-141.

207. Лихачев Д. Национальное самосознание древней Руси. М;-Л.: Изд-во АН СССР, 1945. 119 с.

208. Лихачев Д. Толстой и тысячелетние традиции русской литературы Русская и грузинская средневековые литературы. Л.: Наука, 1979. 5-19.

209. Ломидзе Г. Проблема национального характера Ломидзе Г. Единство и многообразие. М. :Сов. писатель, 1960. 269-342. 263.ЛОССКИЙ Н. О. Характер русского народа: В 2 кн. М.: Ключ, 1990.

210. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. «Письма русского путешественника» Карамзина и их место в развитии русской культуры Н.М. Карамзин. Письма русского путешественника. Л.: Наука, 1984. 525-606.

211. Лощииин Н. П. Кавказские рассказы Л. Толстого н А. БестужеваМарлинского//Яснополянский сборник. 1

212. Статьи, материалы, публикации. Тула, 1981.С.137-145.

213. Лощиц Ю.М. Гончаров. М.: Молодая гвардия, 1986. 367 с.

214. Лурье Я.С. После Льва Толстого: Исторические воззрения Толстого и проблемы XX века. СПб.: Дмитрий Буланин, 1993. 167 с.

215. Ляпушкина Е.И. Русская идиллия XIX века и роман И.А. Гончарова «Обломов». СПб: Изд-во СпбГУ, 1996.147 с.

216. Ляцкий Е. А. Гончаров в кругосветном плавании. Прага: Чешская графическая уния 1922. 84 с. 270.ЛЯЦКИЙ Е. Гончаров. Жизнь, личность, творчество. Стокгольм: Северные огни, 1920. 375 с.

217. Магазанник Е. Толстовское и «антитолстовское» в «Хаджи-Мурате» Труды Самаркандского гос. ун-та им; А. Навои. Проблемы теории и истории литературы. Новая серия, вып. 165. Ч;

218. Самарканд, 1967. 183-220.

219. Магаротто Л. Концепция другого в «Аммалат-беке» А.А. БестужеваМарлинского ПОЛУТРОПОН. К 70-летию В.Н. Топорова. М., 1998. 596608.

220. Магомет-Расул. Папаха и посох Сулеймана. О национальном характере. М.: Сов. писатель, 1987. 252 с. 506

221. Маковицкий Д. П. Яснополянские записки //Лит. наел. Т. 90.В 4 кн. М.: Наука, 1979..

222. Манн. Ю.В. Диалектика художественного образа. М.: Сов. писатель, 1987. 318 с.

223. Мапн Ю. И.С. Тургенев и вечные образы мировой литературы Известия АН СССР. Серия лит. и яз. М. 1984. Т. 43. i. с. 22-32.

224. Манн Ю. В. Поэтика русского романтизма. М.: Наука, 1976. 372 с.

225. Манн Ю.В: Утверждение критического реализма. Натуральная школа Развитие реализма в русской литературе: В 3 т. М.: Наука, 1972. 234-291.

226. Мануйлов В. Кавказские рассказы и повести Л. Н. Толстого //Толстой Л; Н. Кавказские рассказы и повести. Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1978. 3-42.

227. Мануйлов В. Повесть Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат». Краснодар: Краснодарск. книжн. изд-во, 1968. 125-143;

228. Маркович В.М. Вопрос о литературных направлениях и построение истории русской литературы XIX века// Известия РАН. Серия лит. и яз. 1993. 3. 26-32..

229. Маркович В.М. Нужен ли нам Тургенев? Нева. СПб. 1993. 279-284.

230. Маркович В.М. «Русский европеец» в прозе Тургенева 1850-х гг. Памяти Григория Абрамовича Вялого: К 90-летию со дня рождения. СПб., 1996. 24-42.

231. Маркович В.М. Тургенев и русский реалистический роман XIX в. (30-50-ые гг.) Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. 207 с.

232. Маркович В.М. Человек в романах И.С. Тургенева. Л.: Изд-во ЛГУ, 1975. 151с.

233. Матвеев П. Тургенев и славянофилы Русская старина. 1894. 4. 181192.

234. Махмудова М.М. Диалектика национального и интернационального в общественной жизни и ее отражение в художественной литературе. Автореферат на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. Ташкент, 1991. 19 с.

235. Мельник В.И. И.А. Гончаров и Сибирь Сибирь. 1987. 3. 100-108.

236. Мельник В.И., Мельник Т.В. И.А. Гончаров в контексте европейской литературы. Ульяновск: УлГГУ. 1995. 194 с.

237. Мельник В.И. «Русские немцы» в жизни и творчестве И:А. Гончарова Материалы международной конференции, посвященной 180-летию со дня рождения И;А. Гончарова. Ульяновск: Стрежень, 1994. 102-112.

238. Мельник В.И. Этический идеал И.А. Гончарова. Киев: Лыбидь, 1991. 149 с.

239. МережковскиП Д.С. И.А. Гончаров Труд. 1890. 2. 588-612.

240. Мильдон В.И. Бесконечность мгновения: национальное в художественном сознании. М.: Сов. писатель, 1992.432 с.

241. Мирза-Ахмедова П.М. Очерки идейно-художественных исканий Л.Н. Толстого (1850-1870-ые г.г.) Ташкент: Фан, 1990. 103 с. 507

242. Мировое значение русской литературы XIX века Под ред. В. Р. Щербины. М.: Наука, 1987.440 с.

243. Михайлов Л.В. Античность как идеал и культурная реальность XVIII-XIX веков Языки культуры. М.: Языки русской культуры, 1997. 509-521.

244. Михайлов Л.В. Проблемы анализа перехода к реализму в литературе XIX века Языки культуры. М.: Языки русской культуры, 1997. 43-111. ЗОО.Мишеев Н. Новейшая русская литература. СПб.: Прометей, 1913; 379 с.

245. Моисеева Н.А. Толстовская идея новой мировой религии и бахаизм Толстой и религия. Вып. 5. М.: РУДН, 1996. 56-65;

246. Мордовченко Н. И. А. А. Бестужев-Марлинский А. БестужевМарлинский. Собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1948. C.V-XIII; ЗОЗ.Мотылева Т. Л. «Война и мир» за рубежом: Переводы. Критика. Влияние. М.: Сов. писатель, 1978.438 с.

247. Муратов А.Б. Повести и рассказы И.С. Тургенева 1867-1871 г.г. Л.: Изд-во ЛГУ, 1980. 181 с.

248. Муратов А.Б. И.С. Тургенев после «Отцов и детей» (60-ые годы). Л.: Издво ЛГУ, 1972.144 с. ЗОб.Муратов А.Б. Тургенев новеллист (1870-1880-ые г.г.). Л.: Изд-во ЛГУ, 1985.118 с.

249. Муратов П. Образы Италии. В 2 т. М.: Издание Научного слова, 1911.

250. Мухина Л. Литература декабризма о нерусских народах России. Фрунзе, 1972. 192 с.

251. Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. СПб.: Наука, 1992.462 с. ЗЮ.Мышковская Л. Л. Толстой. Работа и стиль. М.: Сов. писатель, 1939. 299 с.

252. Надеждин Н. П. Кавказский край, природа и люди. Тула: Типогр. Е. ДруЖ1Ш0Й, 1895.448 с.

253. Накамура Е. Гончаров у японцев Литература и искусство в системе культуры. М.: Наука, 1988. 411-419. 313.«Натуральная школа» и ее роль в становлении русского реализма. Ml: Наследие, 1997.256 с.

254. Национальное и интернациональное в литературе и искусстве Под ред. М: Н. Пархоменко. Ml: Мысль, 1964. 262 с.

255. Недзвецкий В;А. И.А. Гончаров и русская философия любви// Рус. лит. СПб. 1. 48-60;

256. Недзвецкий В:А. «Захватить все»: (Менталитет героя русского классического романа XIX века…) Вестник Моск. ун-та. Серия

257. Филология. М., 1994. №3.0.48-57.

258. Недзвсцкий В.А. Романы И.А. Гончарова. М.: МГУ, 1996. 98 с. 508

259. Неклюдов СЮ. Время и пространство в былине Славянский фольклор. М.: Наука, 1972. 328 с.

260. Немировская Л.З Религия в духовном поиске Толстого. М.: Знание, 1992. 63 с.

261. Нигматуллнна Ю. Г. Национальное своеобразие эстетического идеала. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1970.210 с.

262. Никашидзе Н. Несколько лет вблизи Льва Толстого. Тбилиси: Ганатлеба, 1988Л01-С

263. Николаев О., Тихомиров Б.Н. Эпическое православие и русская литература Рус. лит. СПб. 1993. 1. 3-20; 2. 3-16.

264. Ннколаева Е.В. Лев Толстой и древнерусская литература (Проблема творческого освоения древнерусского литературного наследия). Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1980. 232 с.

265. Николаева Е. В. Некоторые черты древнерусской литературы в романеэпопее Л. Н. Толстого «Война и мир» Литература Древней Руси. Вып. 2, 1978. 96-113.

266. Николаева Е.В. Художественное своеобразие творчества Л.Н. Толстого 1880-1900-х годов. Дисс. на соиск. уч. степ. докт. филол. наук. М.: МГПУ, 1994.429 с.

267. Новикова Е.Г. Софинность русской прозы второй половины XIX века. Томск: ТГУ, 1999. 253 с.

268. Отрадин М.В. Роман И.А. Гончарова «Обломов» Гончаров И.А. Обломов. Л.: ЛГУ, 1979. 435-446.

269. Палиевский П. Реалистический метод позднего Толстого (повесть «ХаджиМурат») Л.Н. Толстой. Сб. ст. о творчестве. М.: МГУ, 1959. 159-182.

270. Панченко А. М. История и вечность в системе русского барокко ТОДРЛ, 1979.Т-34.СЛ89-199.

271. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л.: Наука, 1984. 205 с.

272. Паулович К.П. Замечания о Лондоне: Отрывки из путешествия по Европе, части Азии и Африки. Харьков: Университетская тип-фия, 1846. 530 с.

273. Перчик Л.С. «Сплелись корнями наши племена…» (Л. Толстой и Башкирия). Челябинск: ЧГИИК, 1996. 125 с.

274. Пиксанов Н.К. «Обломов» Гончарова// Уч. записки МГУ. М., 1948. Вып. 127. Кн. 3. 127-154.

275. Пиксанов Н.К. «Фрегат «Паллада» Учен. Записки Моск. Ун-та. 1946. Вып. 118. Кн. 2. 27-42.

276. Писарев Д.И. Соч.: В 4 т. М.: ГИХЛ, 1955-1956.

277. Письма СТ., К.С. и И.С. Аксаковых к И.С. Тургеневу. М.: Университетская тип-фия, 1894. 152 с.

278. Погодин М.П. Год в чужих краях, 1839: Дорожный дневник. М.: Университетская тип-фия, 1

279. Познанский В. В. Очерк формирования русской национальной культуры. М.: Мысль, 1975.223 с.

280. Покатилова И. Сибирские главы «Фрегата «Паллада» Полярная звезда. 1987. 5 101-107.

281. Полевой Н. А., Полевой Кс. Литературная критика. Л.: Худож. лит., 1990. 588 с.

282. Полторацкий В.Н. Воспоминания Ист. Вестник. 1893. Т. 52. 4. 7289.

283. Понимание менталитета и текста. Тверь: ТГУ, 1995. 178 с.

284. Попов А.Г. К проблеме национального характера у И.С. Тургенева Проблема автора и авторской позиции в литературе. Харьков, 1990. 90-95.

285. Попов И. В. Проблема национального характера в критике преддекабристского периода// Русская критика и историко-литературный процесс Под ред. И. В; Попова. Куйбышев: КГПИ, 1983. 11-30.

286. Постнов О.Г. Сибирские главы «Фрегата «Паллада» (К проблеме положительного героя в творчестве И.А. Гончарова) Известия Снбирск. Отд. АН СССР. Новосибирск. 1988.

287. Серия истории, филологии и философии. Вып. 2. 50-55. 510

288. Махач-Кала, 1927. 7-49.

289. Протопопов М.Л. И.А. Гончаров Русская мысль. 1891. 11. 107-131.

290. Пумпянский Л. В. Романы Тургенева и роман «Накануне» Тургенев И.О. Сочинения. М.-Л., 1930. Т.6. 9-26.

291. Пумпянский Л.В. Тургенев и Запад И.С. Тургенев. Материалы и исследования. Орел: Изд-во Орловск. обл. Совета трудящихся, 1940. 90-107.

292. Рачин Е.И. Истоки и эволюция мировоззрения Л. Толстого. Дисс. на соиск. уч. степ. докт. филос. наук. М.: Технический ун-т, 1997. 369 с.

293. Рахнмкулов М.Г. Любовь моя Башкирия. Литературно-краеведческие очерки. Уфа: Башкирск. книжн. изд-во, 1985.392 с. Збб.Реизов Б, Г. Французский исторический роман в эпоху романтизма. Л.: ГИХЛ, 1958.556 с.

294. Религиозные и мифологические тенденции в русской литературе XIX века. М., 1997. 181с.

295. Ремизов Н. Иван Александрович Гончаров в религиозно-этических и социально-общественных воззрениях своих произведений. Харьков: Епарихиальнаятип-фия, 1913.48 с.

296. Роман И.А. Гончаров «Обломов» в русской критике. Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. 300 с.

297. Русские мемуары. Избранные страницы. 1826-1856 г.г. М.: Правда, 1990. 733 с.

298. Рыкачев Н. Морская жизнь Морской сборник. 1862. 5. 1-17.

299. Рытхеу Ю.С. Интернациональное и национальное. Л.: Лениздат, 1975. 67 с.

300. Сабуров А.А. «Война и мир» Л.Н. Толстого. Проблематика и поэтика. М.: Изд-во МГУ, 1959. 602 с.

301. Саводннк В. Очерки по истории русской литературы XIX в. Часть П. М., 1914.350 с.

302. Сакулин П.Н. На грани двух культур. М.: Мир, 1918. 102 с.

303. Сатретдинова Р.С. Инонациональный характер в русской советской прозе. Ашхабад. Ылым, 1989. 108 с.

304. Сахаров В.И. «Добиваться своей художественной правды…». Путь И.А. Гончарова к реализму Контекст. 1991. М., 1991. 118-134.

305. Священник М. Степанов. Религия И.С. Тургенева. Саратов, 1913. 18 с.

306. Семенов Л. Хаджи-Мурат в художественной литературе Кавказ и Л.Н. Толстой. 1828-1

307. Владикавказ: Сердало, 1928. 27-32.

308. Сергеенко А.П. «Хаджи-Мурат» Льва Толстого. М.: Современник, 1983. 239 с.

309. Скатов Н.Н. Образ России у русских писателей за рубежом Образ России (Россия и русские в восприятии Запада и Востока): Сб. статей. СПб.: РАН ИРЛИ, 1998. 285-304. 511

310. Славянофильство и современность. Сб. ст. СПб.: Наука. -Петерб. Изд. фирма, 1994.259 с.

311. Смнрнов В.Д. Аксаковы. Их жизнь и литературная деятельность. СПб.: Общественная польза, 1895. 87 с.

312. Смирнов И. О древнерусской культуре, русской национальной специфике и логике истории. Wien: S. п., 1991. 196 с ЗВб.Соловьев А. И.А. Гончаров. Биография и разбор его главнейших произведений для учащихся. СПб.: Тпп-фия Каневского и Вацлавовича, 1910. 131 с.

313. Соловьев Н. Вопрос об искусстве. Сочинения Н.А. Добролюбова Отечественные записки. 1865. 7. 416-444. 388.С0М0В О. О романтической поэзрш. СПб.: Типогр. Императорск. Воспитательного Дома, 1823. 102 с..

314. Сомов О. Письмо к приятелю, при отсылке ему поэмы «Кальфон» Сын Отечества. 1825. Ч. 100. №6. 164-183.

315. Старосельская Н.Д. Роман И.А. Гончарова «Обрыв». М.: Худ. лит., 1990. 224 с.

316. Стасюлевич М.М. и его современники в их переписке. В 4 т. СПб., 1912.

317. Степанов Ю.С. Слова правда и iiiieiuiiijaifim в русском языке Известия АН СССР, серия литературы и языка. 1972. Вып. 2. Т. 31.

318. Страхов Н.Н. Критические статьи об И.С. Тургеневе и Л.Н. Толстом (18621885). СПб.: Тип-фия бр. Пантелеевых, 1885.484 с.

319. Строганов М.В. Французская тема в сатирических ж-урналах Н.И. Новикова: протест против галломании или осознание национальной специфики Россия и Запад: диалог культур. Сб. науиь тр. Тверь, 1994. 89-98.

320. Сутта-Нипата. Сборник бесед и поучений. М.:Тов-во скоропечатни А.А. Левенсон, 1899. 156 с.

321. Тензин Гьятсо Далай-Лама XIV. Свобода в сознании Буддизм. 1992. 1. 26-39.

322. Тирген П. Обломов как человек-обломок Рус лит. СПб. 1997. 3. 1833.

323. Тихонов Н.С. Беседа с начинающими писателями Лит. учеба. 1934. 5.

324. Токарев В. По следу Хаджи-Мурата// Юность. 1994. 1. 73-77.

325. Толстой и о Толстом: Материалы и исследования РАН. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького; Редколл.: Ломунов К.Н. (отв. ред). и др. М.:.Наследие, 1998. Вып. 1.311с.

326. Толстой и религия Рачин Е.И., Мардов Н.Б., Нижников А. и др. М.: Изд-во РУДН, 1996. 74 с.

327. Топоров В.Н. Странный Тургенев: (Четыре главы). М.: РГГУ, 1998. 192 с.

328. Туниманов В.А. «История-искусство» в повести Л.Н. Толстого «ХаджиМурат» Рус. лит. 1984. 1. 14-34. 512

329. Тютчев Ф.Ф. На скалах и долинах Дагестана. СПб., 1903.

330. Ульянов Н.И. Литературные эссе Рус. лит. 1991. 2. G. 68-103.

331. Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание. Т.

332. Тифлис: Типография канц. Главноначальствующего гражд-кою частию на Кавказе, 1888. 119 с.

333. Фесенко Ю.П. Проза В.И. Даля. Творческая эволюция. Афтореферат дисс. на соиск. уч. степ. докт. филол. наук. Новгород, 1997.32 с.

334. Фишер В.М. Повесть и роман у Тургенева Творчество Тургенева. Сб. ст. под ред. И. Н. Розанова и Ю.М. Соколова. М.: Задруга, 1920. 233 с. 41 О.Флоренский П. Около Хомякова. Критические заметки. Сергиев Посад: Тнп-фия Св. Тр. Сергневой лавры, 1916. 78 с.

335. Французская критика о Гончарове Художник. 1891. Т. 2. 605-606.

336. Ханмурзаев Г.Г. Русские писатели XIX века о Дагестане: изображение национального характера горца. Махачкала: Дагестанское книжное изд-во, 1988. 128 с.

337. Хирьяков A.M. Посмертные произведения Л.Н. Толстого Толстой Л.Н. Собр. соч. Серия II. Т. 6. СПб.: Просвещение, 1913. VII-XXVII.

338. Хлыпенко Г.Н. Инонациональный характер в литературе (К постановке проблемы) Труды Пржевальского пединститута. 1972. Т.

339. Метод, стиль, поэтика. Вып. 1. 3-18. 415.ХОЛКИН В.И. Русский человек Обломов Рус. лит. СПб. 2000. 2. 2663.

340. Хорев В.А. О стереотипе и убеждении в литературе: (На материале польской и русской литературы) «Путь романтичный совершил…». М.: ИСБ,1996. 150-157.

341. Цабель Е. Граф Лев Николаевич Толстой. Киев, 1903. 180 с.

342. Цимбаев Н.И. Славянофильство: Из истории русской общественнополитической мысли XIX в. М.: МГУ, 1986.

343. Цейтлин А.Г. И.А. Гончаров. М.: Изд-во АН СССР, 1950.491 с.

344. Чичерин А.В. Ритм образа. Стилистические проблемы. М.: Сов. писатель, 1980. 335 с.

345. Чичерин А.В. Тургенев и его стиль Мастерство русских классиков. М.: Сов. писатель, 1969.494 с

346. Чуйко В. Иван Александрович Гончаров. Опыт литературной характеристики Наблюдатель. 1891. 10. 109-127.

347. Чуйко В.В. (XYZ) Очерки литературы Русская критическая литература о произведениях Л.Н. Толстого. Ч.

348. Собрал Зелинский. М., 1912. 101-112.

349. Чхартищвили Г. Но нет Востока и Запада нет Иностр. лит. М., 1996. 9. 254-263.

350. Чхартишвили Г. Образ японца в русской литературе Знамя. 1996. 9. 188-200.

351. Щербина В.Р. И.С. Тургенев и проблемы национального самосознания Литература. Язык. Культура. М.:Наука, 1986. 119-129. 513

352. Шаталов СЕ. Тургенев и наша современность И.С. Тургенев в современном мире. М.: Наука, 1987. 12-30.

353. Шевырев История поэзии. Mi, 1835; Т. 1. 333 с. 43 ЬШифман А.И. Лев Толстой и Восток. М.: Наука, 1971. 551 с.

354. Шифман А.Н. Народы России в творчестве Л.Н. Толстого Яснополянский сборник. 1

355. Тула: Приокск. книжн. изд-во, 1981. 155-171.

356. Шкловскнй В.Б. Заметки о прозе-русскихкласснковМ.:-Сов_писатель,1955.459 с.

357. Шкловский В.Б. Последняя повесть Л. Толстого Вопр. лит. 1959. 7. 121-147.

358. Шульгин Из воспоминаний о гр. Л.Н. Толстом Русская мысль. 1911. 2. 65-73.

359. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Кн.

360. Пятидесятые годы. Л.: Прибой, 1928. 416 с.

361. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Кн.

362. Шестидесятые годы. М:-Л.: ГИХЛ, 1931.424с.

363. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л.: Худ. лит., 1974. 359 с.

364. Эйхенбаум Б.М О повести Л.Н.Толстого «Хаджи-Мурат» Толстой Л.Н. Хаджи-Мурат. М.-Л.: Изд-во детской лит-ры, 1936. 156-172.

365. Эйхенбаум Б.М; Черты летописного стиля в литературе 19 века ТОДРЛ АН СССР: М.-Л., 1958. Т. 14. 545-550.

366. Энгельгардт Б.М. «Фрегат «Паллада» Энгельгардт Б.М. Избранные труды. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. 225-270.

367. Энгельгардт Н. История русской литературы XIX столетия. В 2 т. Пг,: Новое время, 1915.

368. Юров Б. (Томашевский Б.В.) Как работал Гончаров Литературная учеба; 1931. 9 108-119.

369. Юсуфов Р.Ф; Русский романтизм начала XIX века и национальные культуры. М.: Наука, 1970.424 с. 445.ЯНКОВСКИЙ Ю.З. Человек и война в творчестве Л.Н. Толстого. Киев: Вища школа, 1978.144 с. 446.ЯХОНТОВ И.А. Гончаров Новая жизнь. СПб. 1912. 6. 113-130; 447,Nandan S. Nationalism and Literature Westeelu. Nedlands, 1992. Vol. 37, 1. P: 59-63;

370. Nation and narration Ed. by Bhaba H.K. N.Y., 1990. IX. 383 p. 449.0laszek B. Мир и герои в романах И. Гончарова. Позитивизм за и против Studia Russica Thorunensia Т.

Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы

Балдицын Павел Вячеславович

В73286
83.3(7США)-8

Б 20

Балдицын Павел Вячеславович.

Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы/ П.В. Балдицын
— М. : ВК, 2004. — Библиогр. в примеч.: с. 254-266. — Библиогр.: с. 267-283. — Указ. произведений: с. 284-287. — Указ. имен: с. 288-296. — 299 с., ISBN 5-98405-005-6

Місце зберігання: ??? (1)

Персоналії: Твен М.

Предметні рубрики: Твен Марк (1835-1910 рр.)
Письменники американські — 19-20 ст.
Американська література — Персоналії — 19-20 ст.

Аннотация:

Данное исследование творчества Марка Твена на широком фоне американской и мировой литературы представляет этого писателя ярким воплощением национального характера и национального типа мышления. В книге рассмотрены важные проблемы развития литературы США: своеобразие юмора и реализма, магистральный сюжет американской культуры и коренной перелом национального самосознания на рубеже XIX-XX веков. Преимущественное внимание уделено поэтике сюжетов и жанров твеновской прозы: юмористического рассказа, романа о приключениях подростков, исторического романа-фантазии, повести-притчи, политического памфлета, священной пародии, автобиографии.

Зміст

Слово благодарности. С. 3

Введение. С. 5

Глава І.

Американский юмор и новеллистика Твена. С. 19

Глава ІІ.

Развитие реализма в американской литературе и Марк Твен. С. 83

Глава ІІІ

Магистральный сюжет американской литературы и приключения твеновских героев. С. 143

Глава IV.

Поздний Твен и коренной перелом национального самосоздания на рубеже ХІХ — ХХ веков. С. 183

Заключение. С. 249

Примечания. С. 254

Библиография. С. 267

Указатель произведений Твена, упомянутых в книге. С. 284

Указатель имен. С. 288

Summary. С. 297

Русский национальный характер в произведении Н.С. Лескова «Левша»

1. Сочинения
2. На свободную тему
3. Русский характер в литературе (характер русского человека)

Русский характер… Сколько же легенд и рассказов ходят о нем. Много ли таких людей, русские они или же нет? Я думаю, что таких людей много и что даже людей других национальностей могут назвать человеком с русским характером. Все это потому что «русский характер» — выражение, фразеологизм, который означает, что человек морально очень силен, вынослив, может перенести испытание любой сложности и при этом не «сломаться». Я же считаю, что немногие люди обладают русским характером, но такие все-таки есть.

Рассмотрим людей с таким характером на примерах из литературы и из жизни. Например, богатыри, о которых слагали легенды и снимали фильмы и мультфильмы, обладали выносливым и сильным характером, никогда не сдавались, все делали во благо общества, а значит, имели «русский характер».

Также «русский характер» имеет главный герой произведения Бориса Полевого » Повесть о настоящем человеке». Алексей Мересьев в бою остался без ступней, что сразу же лишило его дальнейшей службы в вооруженных силах. Но главный герой не сдался, каждый день он тренировался, учился заново ходить, танцевать, управлять самолетом. Он имел «русский характер», именно поэтому нашел в себе силы продолжать работать над собой. Через некоторое время он полностью восстановился и вернулся в ряды вооруженных сил.

Также в рассказе «Русский характер», который написал Алексей Толстой, описывается человек с истинно «русским характером». Егор Дремов во время боя получил тяжелое ранение, его лицо было полностью изуродовано, что даже родители не узнали его по внешнему виду. Так Егор Дремов, после восстановления и перенесенных операций, возвратился к службе. Главный герой не сдался, приложил огромные усилия для восстановления и ему это удалось. После всего пережитого , Егор Дремов приехал домой, но не сказал родителям, что он является их сыном. Он не хотел приносить боль родителям и своей девушки, но близкие все-таки узнали его и приняли таким, какой он есть. Егор Дремов — человек с истинно «русским характером», потому что он перетерпел все сложности, боролся с ними.

Таким образом, делая вывод из всего вышесказанного, хочется добавить, что человек с «русским характером» может быть не только русским, он может иметь любую национальность, потому что важнее какими качествами он обладает. Если человек истинно мужественный, морально силен, вынослив, храбрый, смелый, доблестный, добрый, честный отзывчивый , то его можно назвать человеком, обладающим «русским характером». Если человек не боится отвечать за свои поступки, если он всегда и всем может помочь, если он умён, то можно сказать, что у него «русский характер». Если человек уважает людей, ведет себя прилично, то его можно назвать человеком с русским характером. Таким образом, звание человека , имеющего «русский характер», нужно заслужить, а потом еще и соответствовать ему.

Русский национальный характер

Русский национальный характер всегда был достаточно своеобразным и индивидуальным. Он очень разнообразный, что связанно с большим количеством трудностей и испытаний, которые пришлось испытать русскому народу за все свое время. Благодаря всему этому русский характер характеризуется мужественностью, стойкостью, чувством долга и любовью к родине. Это подтверждается и в многочисленных классических произведениях российских писателей и поэтов.

Основной составной частью русского национального характера является менталитет. Для начала разберемся, что такое менталитет. Менталитет – это комплекс эмоциональных и культурных ценностей, относящихся к одной нации или народу. Из этого следует, что менталитет у каждой страны и каждого народа свой и Россия не исключение.

Пожалуй, каждый иностранец знает, что русские люди самые доброжелательные и гостеприимные, но мы знаем, что это не совсем так. Только у нас отзывчивость может сосуществовать с равнодушием, а доброжелательность с грубостью. Большинство психологов во всем мире связывают это с крепостничеством, самодержавием и голодом, чего по их мнению, на западе никогда не существовало. Но как известно, это совсем не так, ибо они постоянно создают впечатление, что там все хорошо и красиво, и так было и будет всегда.

По мнению одного американского психолога – Николоса Брайта, подобный характер русского народа сформировался благодаря идее коллективного сопереживания, в следствии чего наш народ смог сохранить единство и пережить все трудности, с которыми столкнулся наш народ.

Какой же на самом деле русский народный характер в этом дуализме? Искренность нашего характера заключается в том, что мы не скрываем своих эмоций и чувств. Если веселиться, то по полной, а если злиться, то так, чтобы всем было слышно. Так же лень для нас – это нормальное явление, исходя из чего мы всегда виним кого-нибудь другого (государство, начальство или магнитные бури). Если надо взять ответственность на себя, то это не про нас, в большинстве случаев мы ее переложим на кого-то другого. Русскому человеку иногда кажется «что в соседском огороде и яблоки лучше» и при этом сами не хотим двигаться дальше. В плюс ко всему выше сказанному, хочется добавить, что мы можем утверждать, что жить в России плохо, но при этом встанем стеной за свое государство, если все это прозвучит из уст иностранца.

Русский характер: поиск абсолютного добра

Русский характер считается и противоречивым, и сложным, и трудно объяснимым. Чего в нём только нет. Сердце русского народа состоит, по мнению одних, из доброты, которую не сломить и самыми страшными тяготами жизни, из даровитости, трудолюбия, терпеливости, верности, стойкости, мужества, подвижничества, гостеприимства, отзывчивости, религиозности. По другим убеждениям, русский народ — жесток, лжив, ленив и склонен к саморазрушению. Это народ без совести, без чести; это нация, начисто лишённая художественной культуры. А то, что у неё есть, — бездушно слизано у Запада.

Философ Н. О. Лосский в основу русского характера клал выдающуюся доброту. Именно — выдающуюся. Столь мощный эпитет он аргументировал «исканием абсолютного добра» русскими людьми. Это искание и поддерживает, и усиливает доброту. Продолжая в книге «Характер русского народа» разговор о доброте, Лосский, ссылаясь в том числе на Достоевского, называет и её особенные черты: отсутствие злопамятности, смягчение при встрече даже в случае сильной ненависти, душевная мягкость, доходящая до самоосуждения, порицания самого себя за проявленную слабость характера, наконец, жалостливость.

«Достоевский любит указывать на то, как русские солдаты проявляли доброту на войне в отношении к неприятелю. Во время Севастопольской кампании, пишет он, раненых французов «уносили на перевязку прежде, чем своих русских», говоря: «Русского-то всякий подымет, а француз-то чужой, его наперёд пожалеть надо».

Лосский приводит случай, имевший место во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Русский солдат кормит пленённого турка: «Человек тоже, хоть и не христианин». При этом присутствует корреспондент английской газеты, который записывает в блокнот: «Это армия джентльменов».

Философ пишет, что даже бесчеловечный режим советской власти не искоренил доброту.

«Об этом свидетельствуют иностранцы, наблюдавшие жизнь в СССР. Австрийский немец Отто Бергер, бывший в России в плену в 1944-1949 гг., написал книгу «Народ, разучившийся улыбаться». Он говорит, что, живя вблизи Можайска, пленные поняли, «какой особый народ русский. Все рабочие, а особенно женщины относились к нам, как к несчастным, нуждающимся в помощи и покровительстве. Иногда женщины забирали нашу одежду, наше бельё и возвращали всё это выглаженным, выстиранным, починенным. Самое удивительное было в том, что сами русские жили в чудовищной нужде, которая должна была бы убивать в них желание помогать нам, их вчерашним врагам».

Доброта русского человека — не то же, что сентиментальность. Ей чуждо наслаждение и притворство или следование каким-то этическим общественным правилам. В ней нет ничего фарисейского. Она, заявляет Лосский, «есть непосредственное приятие чужого бытия в свою душу и защита его, как самого себя».

Любовь русского народа ко всему сущему распространяется от людей на предметы. Отсюда такое обилие, такте богатство уменьшительно-ласкательных суффиксов, выражающих, согласно убеждению Лосского, нежность. Домик, домишко, головка, головушка, волосок, волосочек, кораблик, чемоданчик. Или имена прилагательные: миленький, рад-радёшенек.

Если русский человек лжёт, то это случается часто от доброты: он не желает обидеть собеседника.

Доброта и любовь русской женщины доходят до самоотвержения. Лосский приводит пример княгини Наталии Борисовны Долгорукой (1714-1771), урождённой графини Шереметевой, обручённой с князем Иваном Долгоруким. При Анне Иоанновне князь впал в немилость. Как ни уговаривали родные Наталию Борисовну, она не оставила своего жениха: вышла за него замуж и последовала за ним в сибирскую ссылку. Позднее из Сибири князь Иван был перевезён в Новгород и там казнён. Наталия Борисовна приняла в Киеве монашество. В своих записках она вспоминала: «Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честна ли эта совесть, — когда он был велик, так я с радостью за него шла, а когда он стал несчастен, отказать ему? Я такому бессовестному совету согласиться не могла; а так положила своё намерение, когда, сердце отдав, жить или умереть вместе, и другому уже нет участия в моей любви…»

Русская женщина, говорит философ, полюбив человека, увлекающего её высокою целью жизни, не боится потерять удобства прежней, обеспеченной родителями жизни. Она проявляет любовь к свободе и независимость от предрассудков.

Не следует думать, будто Лосский ограничился простой констатацией факта русской доброты и приведением исключительно положительных примеров. Ссылаясь на профессора Братиславского университета, он рассказал о том, как во Вторую мировую войну вели себя солдаты Советской Армии — в деревне, где жили родители упомянутого профессора. Они вели себя подобно детям: «…награбят много часов, а потом и раздают их направо и налево». Тем не менее, и это — доброта: особенная, непредсказуемая, порождённая реалиями войны.

Помимо доброты, которую философ считает преобладающей сердечной составляющей у русского народа, в труде Лосского анализируются и другие черты национального характера. В качестве антипода доброты надо выделить жестокость.

Жестокость он считает порождением нищеты, притеснений, несправедливости, а также укоренившимся средством воспитания. Дед засёк однажды Горького до потери сознания, а потом принёс ему, выздоравливающему, гостинец. Возмущает Лосского то, что пьяные мужики были способны избивать своих жён. Антон Чехов не мог простить отцу, что тот бил его в детстве. Грубое купеческое самодурство Лосский убедительно объясняет выражением примитивной (эгоистической) формы любви к свободе. Отсюда происходит в том числе и семейный деспотизм. Впрочем, русское и советское общество значительно прогрессировало с купеческих времён.

Даровитость русского народа, согласно исследованию Лосского, включает массу составляющих: тут и творческая переимчивость, и изобретательность, и способность к высшим формам опыта, и тонкое восприятие красоты, и артистичность. Кстати, источником разнообразия опыта и упражнения различных способностей Лосский называет искание русскими людьми абсолютного добра. Одним из доказательств одарённости русского народа служит язык, выработанный художниками слова, но построенный на творчестве всего народа. Русская литература известна возвышенностью. Тут и искание добра, и обличение зла, и поиски смысла жизни, и проникновение в тайники души, и, наконец, воспитательный характер.

Другой знаменитый философ, Иван Ильин, по собственному холерическому темпераменту и характеру повествования весьма отличавшийся от Лосского, утверждал в речи «О России», что душа без чувства, столь страстного, тонкого и подвижного, как русское, — камень. Но на одном чувстве, продолжал философ, не строится характер народа.

«Носясь без руля и без ветрил, по воле «чувств», наша жизнь принимает обличие каприза, самодурства, обидчивости, подполья, неуравновешенности и ожесточенности. Но сочетаясь с природной добротою и с мечтою о беспредельности, она создает чудные образы добродетели, гражданской доблести и героизма».

Вообще, известный тезис Ильина, в отличие от убеждённости Лосского в сердечной природности, «имманентности всего всему», соответствует поговорке, которую философ не раз в своих сочинениях повторял: «Не по милу хорош, а по хорошу мил». То есть мил тогда, когда хорош; не хорош — так и не мил. Это — любовь по правилам, доброта по правилам. Причём по довольно строгим. Здесь И. Ильин расходится с Лосским кардинально: ведь последний как раз возражал следованию русской сердечности этическим правилам. У Лосского любовь есть любовь: она распространяется и на осуждённого преступника, и на военного противника — и настоящего, и бывшего, и на того, кто не разделяет с тобой веру (как турок). Такая любовь исключений и правил не знает. Холерический, страстный Ильин, с его христианским «противлением злу силою», в отличие не только от Лосского, но и например, от Льва Толстого, эти исключения приемлет.

Тем не менее, и он (вернёмся к его речи «О России») выделяет в русской душе способность умиляться, не рискуя впасть в сентиментальность. Русский человек умеет простить от всей души, а равно и «закончить грешную разбойную жизнь подвижничеством».

Философ выделяет у русского народа волю к совершенству, простоту и естественность в геройстве; верность и стойкость перед лицом мучений и смерти. Здесь он видит мечтанье о полноте и всецелости:

«…это всенародное христосованье на Пасху; это собирание всех людей, всех сословий и всех земель русских под единую руку; эта кафоличность веры; эти юношеские грёзы о безусловной справедливости; эти наивные мечты о преждевременном и непосильном братстве всех народов… Вот она — эта склонность русского народа взращивать те общественные формы, которые покоятся на братстве или зиждутся жертвою и любовию: приход, артель, землячество; монастыри; человеколюбивые учреждения, рождающиеся из жертвы; монархический уклад, немыслимый без жертвенной любви к родине и к царю…»

Отсюда проистекает духовная культура русских людей. По мнению Ильина, Россия — страна древней и самобытной культуры. Ильин считает, что у западных учёных нет права судить о ней «понаслышке». Россия выражена в своём дивном, могучем, поющем языке, говорит Ильин.

«В нём гудение далеких колоколов и серебро ближних колокольчиков. В нём ласковые шорохи и хрусты. В нём травяные шелесты и вздохи. В нём клёкот, и грай, и свист, и щебет птичий. В нём громы небесные и рыки звериные; и вихри зыбкие, и плески чуть слышные. В нём вся поющая русская душа: эхо мира, и стон человеческий, и зерцало божественных видений…»

Другие народы, напоминает Западу философ, должны понять и запомнить, что им лишь тогда удастся постигнуть Россию, когда они познают и «почуют» русскую речь. До тех же пор Россия будет им непонятна и недоступна. И не только духовного пути не найдут иностранцы к ней, но и политического.

Современный автор Александр Дудин в работе «Черты русского национального характера» первой же «чертой», идя следом за И. Ильиным, называет «монархизм».

Главное желание русского человека касательно власти: правительство управляет им для него, а не против него. Отсюда политическая жизнь, идеи гражданского общества, ценности личной свободы и свободы слова и в XXI веке чужды многим россиянам. Самоуправление, расчёт в делах исключительно на себя, исключение из надежд власти — вне чаяний русских. Вмешательство высшей власти и сегодня отвечает психологической потребности россиян, пишет учёный. «Монархическая доминанта» в российском менталитете вытеснена, однако не ушла окончательно.

Темперамент русских людей суров — в силу окружающих обстоятельств. Есть в России простор, но есть и ветер, дождь и снег. Природа требует от русского человека безмерной выносливости. За каждый бытийный шаг он расплачивается тяжким трудом и лишениями. Ссылаясь на Ильина, автор обнаруживает здесь тягу к достижению цели, мечту о последнем и конечном, желание заглянуть в необозримую даль, способность не бояться смерти. За этим следует и всегдашняя тоска русского по суровой и могучей родине.

Отдельную главу своего труда Дудин посвящает русскому юмору с его сложными градациями — от тонкого и ядовитого острословия дипломата до отчаянной шутливости висельника. Выделяется и русская самоирония: насмешка над самим собою. Русский юмор суть неизбывное влечение и неиссякаемый источник искусства.

Далее автором выделяется особенная сердечность — источник русской добродетели. В России искренне презирается тот, кто расчётлив и рассудочен, тщеславен и беспринципен и намерен во что бы то ни стало сделать карьеру. Воспеваться же будет тот, кто объявляет своею целью «служение народу». Отсюда до сих пор живы те общественные настроения, согласно которым эксплуатация позорна; капитализм — непременно порабощение; жить нужно в братстве и полном равенстве.

Русское стремление к совершенству, пишет далее автор, является наивным и ребяческим, а на практике беспомощным и обречённым на провал идеализмом. Однако из русской души подобный максимализм не вычеркнешь. Последний алкоголик или профессиональный бандит не могут забыть свою национально-христианскую мечту о совершенстве. Здесь автор приходит к русской созерцательности, позаимствованной им у того же Ильина.

Гигантские размеры страны порождают такую черту, как инерционность. Историческая инерция в каком-то смысле — рок для России. Автор приводит пример августовского путча 1991 года. Лишь небольшая часть граждан, в основном москвичей и питерцев, пошла за либералами-реформаторами. Большая часть населения пассивно наблюдала за ходом борьбы по телевизору. Власть попросту упала к ногам реформаторов. Здесь, вероятно, автор отсылает нас ко времена Керенского, когда власть «валялась под ногами», и её подобрал товарищ Ленин.

Учительница и блоггер А. В. Гурьева, посвятившая русскому характеру отдельную статью, выделяет ту огромную силу, которая именуется голосом совести. Это она, по её мнению, заставляет бороться русского человека за справедливость, подмечать «непорядки» и несовершенство поступков. Отсюда первой отличительной чертой русского народа автор называет обострённое чувство справедливости.

«Взять, к примеру, того же Никиту Михалкова. Как ополчились на него люди: и барином стал, и с мигалкой ездит по Москве, и уже себя чуть ли не царём возомнил! О режиссёре ведутся страстные дискуссии в Интернете и СМИ. Мыслимо ли такое где-нибудь в другой стране? Чтобы какого-нибудь режиссёра обсуждал весь народ? Чтобы вообще это кого-нибудь там у них задевало? Конечно, нет».

На самом деле тут преувеличение. Чувство справедливости характерно для многих народов, и приписывать его одним русским попросту наивно. Актёра, ресторатора и винодела Депардье в связи с переездом не то в Бельгию, не то в Россию, подальше от драконовских налогов мсье Олланда, обсуждают не то что в одной Франции, но по всей Западной Европе. Многих задевает как раз то, что он «изменил» родине — наряду с другими актёрами или бизнесменами, тоже собравшимися отъехать из Парижа на новое ПМЖ.

Продолжение следует

Сочинение на тему Русский характер

Характер любого человека проявляется в самых сложных жизненных обстоятельствах. Поэтому на примере разных героев писатели показывают истинный русский характер во многих своих произведениях.

Самые страшные и ужасные события происходят в судьбах людей во время войны. Вот именно в этот момент в людях и проявляется характер, кто-то падает духом, а кто-то отдает жизнь за свою родину.

Множество летчиков, идя на верную гибель, направляли свои самолеты в противника, зная, что после столкновения их ждет гибель.

Вот именно в таких поступках и видна сила русского характера, это героизм, самоотверженность и безграничная смелость и отвага. Ради общего дела, ради победы над общим врагом все жители нашей страны объединились и стояли до последнего вздоха.

В итоге долгожданная победа и изгнание немецких захватчиков с нашей земли. На примере героя Егора Дремова писатель А.Н. Толстой показывает истинный характер русского солдата.

Во время Сражения Егор был ранен и получил ужасные шрамы на лице, хирург не смог восстановить прежний облик солдата. Данное обстоятельство не сломило солдата, своему генералу он ответил, что готов идти опять в сражение.

Когда Егор находился в районе родных краев он пришел в свой поселок, но к родителям не стал заходить, побоялся испугать и расстроить мать. После того как их полк отправился дальше Егор получил письмо о матери. Она писала, что любит его и самое главное, что он жив.

Несломленный характер, мужество, стойкость и сила духа, вот такие черты характера видим в этом герое. Еще один пример самоотверженности и преданности родине, герой Соколов Андрей, из произведения Шолохова.

Был призван на войну, служил честно и самоотверженно, когда увидел предателя в своих рядах, уничтожил этого человека. Во время нахождения в немецком плену Андрей вел себя достойно, чем заслужил уважение немецких солдат. Когда Андрей выбрался из плена, он узнал, что ни семьи, ни дома у него нет.

Это настолько трагично и невыносимо, но герой не сдается, продолжает воевать дальше. И когда ему попадается мальчик, который потерял семью и дом, он решает его оставить себе. В этом поступке проявляется сострадание к людям.

Вот на примере таких людей показана сила русского характера, эту силу отвагу и мужество, можно увидеть во многих произведениях русских писателей.

Другие сочинения: ← Реклама↑ На свободную темуОправданный риск →

Project MUSE — Риторика национального характера: программный обзор

В статье исследуется понятие «национальный характер», как оно сформулировано в литературе и как оно влияет на литературную практику. Исходя из идей исследований имиджа или «имагологии» (компаративистская специализация, разработанная за последние пять десятилетий, в основном во Франции и Германии), национальная мысль как одна из наиболее распространенных и устойчивых культурных идеологий должна подвергаться критическому и систематическому изучению в его литературное проявление.Чтобы предложить повестку дня для такого исследования, я исследую существующую конструктивистскую и структуралистскую литературную практику, делая два общих вывода: (1) можно провести аналитическое различие, основанное на убедительном текстуальном наблюдении, между дискурсивными регистрами фактических данных. отчетность и стереотипы. Это различие вращается не только вокруг банального характера и интертекстуального распространения определенных характеристик, но также и вокруг стратегий характеристики отдельного текста: квазипсихологической («характерной») мотивации, которую данный текст может приводить к культурным моделям, и способа текст конструирует характерные черты данной нации как «типичные» или «характерные».(2) «Глубокие структуры» в национальных стереотипах, включающие построение бинарных элементов вокруг оппозиционных пар, таких как Север / Юг, сильный / слабый и центральный / периферийный, должны рассматриваться диахронически и исторически. Конечным результатом таких (исторически изменчивых, но необъяснимых) стереотипных оппозиций является то, что большинство предполагаемых национальных характеристик будут иметь бинарный характер, способный приписывать сильно противоречивые характеристики любой данной национальной группе («нация контрастов»).Я предлагаю изучить национальные стереотипы на более фундаментальном уровне как образец «имиджемов» с лицом Януса, стереотипных схем, характеризующихся присущей им амбивалентности темперамента и способных вызывать различные реальные проявления.

На основе этих выводов должна быть возможность перейти от
текстовый анализ и интертекстуальный инвентарь для прагматического / риторического
изучение национальной характеристики и национальных стереотипов, принятие
учитывать функцию аудитории текста.Эта амбиция (т. Е.
обратиться к динамике национальных стереотипов как к исторической,
ориентированной на аудиторию, а не как текстовую функцию) вызывает
проблема сама по себе, в основном вращающаяся вокруг герменевтики и / или
историческая дистанция между источником текста и его аудиторией;
но также указаны некоторые возможные пути решения этой проблемы.

национальный персонаж | Encyclopedia.com

История области

Подходы к анализу национального характера

Разногласия по поводу исследований

Нерешенные вопросы

БИБЛИОГРАФИЯ

Термин «национальный характер» используется для описания устойчивых характеристик личности и уникального образа жизни. среди населения отдельных национальных государств.Такое поведение иногда рассматривается на абстрактном уровне, то есть как культурное поведение без фактической ссылки на обязательно разные модальности личности. Это также можно рассматривать как мотивированное основными психологическими механизмами, характерными для данного народа.

Европа имеет долгую историю сознательного осознания национальных различий. В обычном разговоре и в эссе можно найти обсуждения различий между датчанами и шведами, между бельгийцами и голландцами, между немцами и итальянцами или даже между северными и южными итальянцами, северными и южными бельгийцами или северными и южными голландцами.Каждая национальная группа в течение определенного периода времени развивает определенные стереотипы в отношении членов других национальных образований. Распространенные стереотипы могут обсуждаться в тоне объективной отстраненности или с разной степенью одобрения рассматриваемых качеств. В то время как восприятие поведенческих различий привело к большому количеству словесного выражения и импрессионистического письма, только с 1940-х годов были предприняты серьезные усилия для систематического исследования достоверности или точной природы воспринимаемых различий в отношении основных конфигураций личности.

Наблюдения социального или культурного антрополога поведенческих конфигураций, обнаруженных в сильно расходящихся незападных культурах, предоставили ему гораздо более широкое представление о явной изменчивости человеческого поведения, чем в западноевропейских традициях. Антропологу пришлось столкнуться с радикально разными языковыми структурами и когнитивно-перцептивными моделями, которые определяют естественную и социальную среду; расходящиеся модели причинности и логики; необычные модели принятия решений в социальных группах; модели внутренней или принудительной ответственности и власти, неизвестные на Западе; различные модели выражения, маскировки или отрицания чувств и эмоций, не говоря уже о широких различиях в моральных определениях и ценностях.Почти все общепринятые, неоспоримые «универсальные», касающиеся психологической природы человека и основных элементов социальной, экономической или политической жизни, были серьезно оспорены антропологическими данными, представляющими весь спектр мировых культур.

Во время Первой мировой войны ряд антропологов разработали идею о том, что их озабоченность культурно обусловленными личностными различиями имеет равное отношение к пониманию различий между западными народами.Они считали, что тщательная оценка характеристик, общих для значительных слоев населения стран, вовлеченных в мировой конфликт, может привести к более содержательному анализу разнообразных социально-политических событий, происходящих в этих национальных государствах. Более того, они утверждали, что систематический анализ различий в «национальном характере» в западных обществах приведет к пониманию периодической напряженности и недопонимания, которые возникали между отдельными членами как тогдашних союзных, так и враждебных национальных групп.

Культура и личность

Антропологи, такие как Бронислав Малиновский, были вдохновлены динамическими психосоциальными теориями человеческой природы, в основном теорией психоанализа, и были побуждены к поиску тестовых примеров, оспаривающих универсальные утверждения о психологическом функционировании человека. Ко времени мировой войны социальные антропологи в Соединенных Штатах, как группа, все больше интересовались межкультурными исследованиями проблем развития личности.Субдисциплина культуры и личности стала актуальной специализацией в антропологических исследованиях. Методы, разработанные в исследованиях культуры и личности, были сочтены применимыми для анализа, который позволил бы глубже понять поведение граждан различных европейских стран и Японии. В дополнение к тщательным наблюдениям, используемым в этнографической работе, исследования культуры и личности также заимствовали методы и методы, разработанные в клинической психологии и психиатрии для индивидуальной психодиагностики.Исследование культуры и личности включало прямое наблюдение за социализацией ребенка в семье, глубинные интервью, подробные данные о жизни, анализ сновидений и проективные психологические методы, такие как тест Роршаха и тематический тест апперцепции.

Культура на расстоянии

Поскольку ряд исследований национального характера проводился в период тотальной войны и касался вражеских или оккупированных стран, которые были недоступны для прямых исследований, пришлось разработать альтернативные методы.Исследования такого рода стали известны как «изучение культуры на расстоянии» (Mead & Métraux 1953). Граждане, проживающие за пределами своих стран, были опрошены на предмет воспоминаний о моделях воспитания детей и социальных установках, влияющих на межличностные отношения в их национальных государствах. Кроме того, поскольку исследованные общества были высоко грамотными и использовали массовые средства коммуникации, романы, карикатуры, газетные статьи и фотографии были доступны для систематического анализа.Эти материалы были тщательно изучены на предмет повторяющихся тем или других ключей к обычным установкам и социальным представлениям, которые указывали бы на возможные лежащие в основе личностные различия или, по крайней мере, на различия в структуре или иерархии ценностей.

Исследования национального характера сильно различаются как по лежащим в их основе теоретическим предположениям, так и по целям исследования. Однако все они предполагают, что есть элементы, которые являются общими для членов определенного государства, которые можно каким-то образом проследить до относительно стойких формирующих влияний культурного характера этого государства на податливую человеческую природу.Далее предполагается, что обычные переживания имеют центростремительный эффект, который в некоторой степени или в некоторых областях перевешивает центробежные эффекты идиосинкразических переживаний.

В качестве основной цели исследования национального характера все разделяют стремление сделать восприятие национальных различий более понятным и упорядочить их более систематически в общие закономерности. Однако рассматриваемые переменные часто нельзя сравнивать и строго определять. Существуют вариации в том, что входит в понятие «национальный характер», в зависимости от авторского подхода.

Маргарет Мид, активная сторонница исследований национальных характеров, выделила три подхода (1953). Во-первых, это анализ взаимосвязи между базовым обучением, общим для детей в пределах нации или культуры, и более поздними характеристиками, наблюдаемыми в поведении взрослых в одном и том же обществе. Формирующий детский опыт — это непосредственная цель таких исследований. Во-вторых, социетальные исследования модели и структуры межличностных отношений. В обществе постоянно действуют культурные санкции, укрепляющие модели поведения, и, таким образом, существует ожидаемая последовательность в культурных конфигурациях.Культурные ограничения становятся фиксированными и усвоенными аспектами личности. В-третьих, есть исследования, содержащие простые сравнительные описания тех культурных конфигураций, которые отличают одну национальную единицу от другой; различный образ жизни и взгляды на вещи определяются как часть национального характера. Исследования этой последней разновидности остаются, по крайней мере, с психологической точки зрения, поверхностным описанием того, что кажется согласованными культурно определенными ценностями или моделями поведения, без ссылки на возможные лежащие в основе мотивации или механизмы личности.Напротив, исследования, включенные в первые две категории, упомянутые Мидом, стремятся выйти за рамки описательного уровня, чтобы проследить определенные лежащие в основе структурно согласованные аспекты личности, которые проявляются в явном поведении, свойственном членам данного общества.

Базовая личность

Кардинер в нескольких исследованиях, посвященных паттернам личности, действующим как в незападных обществах, так и в определенных секторах американского общества, разработал концепцию базовой личности (Кардинер, 1939; Кардинер и Овеси, 1962).С помощью этой концепции Кардинер попытался определить компоненты общей интеграции личности, присущие значительному числу людей, имевших аналогичный культурный опыт. Эта концепция основана на интерпретации психоаналитической теории, которая приуменьшает значение биологических переменных и фокусируется на культурных определяемых первичных (т. Е. Семейных) влияниях на развитие личности. Другие социальные институты, а также идеологические и религиозные проективные системы черпают свой особый оттенок в этом опыте социализации.Важным фактором при изучении основных личностных переменных является положение или жизненная ситуация родителей в обществе. Изменения в экономической структуре общества сильно влияют на переживания детства и могут радикально изменить основную семью, вызывая, таким образом, изменения в основной личности.

Модальная личность

Линтон, после совместной работы с Кардинером, разработал несколько иную концепцию — модальную личность .В модальной личности Линтон (1945) стремился подчеркнуть тот факт, что паттерны личности, особенно в более сложных обществах, не являются неизменными. Когда используется концепция модальности, нет необходимости делать суждения относительно степени, диапазона или разнообразия личностных конфигураций, обнаруживаемых в конкретной культуре. Понятие модальной личности также не определяет количество возможных типов личности, обнаруженных в определенной группе. Эта концепция носит количественный характер, а не основана на ряде предположений, вытекающих из психоаналитической теории.(См. Обсуждение в Duijker & Frijda [1960] для более детального разграничения концепций Кардинера и Линтона.)

Воспитание детей

Ряд исследований национального характера посвящен корреляции центральной роли широко распространенных в культуре практик воспитания детей. с результирующими модальностями личности, обнаруженными у взрослых. Можно рассматривать исследования классовых и этнических различий внутри конкретной нации как форму исследования национального характера. В этом отношении были попытки систематически описать практику воспитания детей различных классов и этнических групп в Америке (например,г., Miller & Swanson 1958). В этих исследованиях такие переменные, как отлучение от груди и приучение к туалету, рассматриваются как диагностические для различного формирующего опыта социализации.

Функциональные предпосылки

Другой тип исследования национального характера изучает основные черты личности, которые необходимы, по крайней мере, для рабочего меньшинства людей в обществе, чтобы это общество функционировало на своих собственных условиях. Когда Эрих Фромм, психоаналитик, обсуждал национальный характер (1941), он утверждал, что в индустриальном обществе с постоянно растущей бюрократизацией и стандартизацией профессий необходимы личностные черты дисциплины, упорядоченности и пунктуальности.Эти черты должны присутствовать у значительной части населения, чтобы сложное индустриальное общество продолжало эффективно функционировать. Роберт К. Мертон, социолог, также занимался определением типов структуры личности, которые лучше всего работают в бюрократических условиях (1940). Он обсуждает, как сами настройки влияют на определение личностных переменных.

Социально-политические интерпретации

Одна из основных целей исследований национального характера — изучить напряженность, лежащую в основе политических и социальных структур современных государств.Социальная напряженность особенно очевидна в быстро меняющихся обществах. Например, один тип социальной напряженности, который часто наблюдается, является результатом систематических попыток элиты установить определенные модели направленных социальных изменений, несмотря на отсутствие достаточного количества людей, обучение и социальный опыт которых позволяет им достичь целей, поставленных элита.

Некоторые исследования национального характера стремятся провести различие между моделями, характерными для элиты, и теми моделями населения, которые ей навязаны.В одном из таких исследований Бауэр попытался продемонстрировать социальную напряженность, существующую между политической элитой в российском обществе и большим количеством людей, которые не вовлечены в мотивацию так же, как члены иерархии коммунистической партии (1948).

Если необходимые черты личности не проявляются у пропорционального числа людей в обществе, общество не будет хорошо функционировать с точки зрения новых ценностей, что бы ни пыталась делать элита, контролирующая общество.Даже несмотря на то, что институциональные правовые структуры сознательно меняются в соответствии с социальным планированием, если характерные изменения в опыте социализации не сопровождают эти изменения таким образом, чтобы способствовать появлению адекватного мотивационного поведения, желаемое изменение не станет устойчивым и самодостаточным. -увековечивая.

В другом исследовании, косвенно связанном с психологическими процессами, лежащими в основе динамики социальных изменений, ДеВос (1960) проанализировал мотивацию достижения как в сельской, так и в городской Японии.Он связал постоянную озабоченность тяжелой работой и социально одобренными достижениями с тем, как японские дети усваивают вину, и предположил, что предшествующее присутствие этих и других связанных личностных переменных и социальных ценностей способствовало быстрому изменению японской социальной структуры от феодальной. общество к современному состоянию.

Хаген (1962) в комплексном исследовании экономических и социальных изменений в ряде дискретных обществ убедительно обсудил взаимосвязь личностных переменных с различными экономическими традициями, такими как колониализм или феодализм, и то, каким образом они либо способствуют, либо препятствуют экономическому развитию.Это исследование иллюстрирует тот факт, что соображения национального характера имеют значительное влияние на расширение теоретических подходов в экономике и политологии.

Было много критики и реакции на исследования национального характера со стороны тех, кто считает их чрезмерным акцентом на том, что считается недоказанной связью между опытом развития в детстве и национальным характером.

Наиболее примечательный пример такого противоречия можно найти в многочисленных критических замечаниях в адрес работы Джеффри Горера (Gorer & Rickman 1950) и его попытки оценить русский национальный характер.Горер, убежденный сторонник влияния детских переживаний, стремился вывести определенные черты взрослой личности россиян, особенно отношение к власти, из того факта, что большая часть великороссов подвергается длительному пеленанию в младенчестве. Он подчеркнул влияние реакции младенца на пеленание — то, как пеленание окрашивает более позднее восприятие принуждения и власти, и как оно влияет как на способы самоконтроля, так и на выражение агрессии. В то время как некоторая критика работы Горера была сделана осторожно и сдержанно, другие оппоненты иногда прибегали к чрезмерно обобщенным утверждениям или вынимали утверждения из контекста, чтобы сделать предлагаемую им причинную последовательность чрезвычайно смехотворной.Споры по поводу попыток Горера очертить русский национальный характер подчеркивают некоторые возможные ограничения и чрезмерное расширение методов культуры и личности.

Были крайние примеры попыток объяснить поведение на основе некоего вездесущего психологического механизма. Например, во время Второй мировой войны выдвигалась гипотеза о том, что национальное поведение Германии было, по сути, параноидальным и проистекало из вездесущности параноидальных механизмов в немецком народе в целом.Ряд исследований национального характера не выдерживают должного внимания при тщательном изучении методов, осторожности при сравнении данных и других необходимых научных гарантий. По сути, ряд исследований национального характера — это просто импрессионистские утверждения, основанные на культурно и психологически сложном восприятии чужой культуры.

Линдесмит и Штраус (1950) указывают на ряд наиболее суровых критических замечаний, которые можно вынести в исследованиях национального характера или культуры и личности.Они критически относятся не только к некоторым из предложенных общих концептуальных рамок, но и к сделанным выводам, выдвинутым свидетельствам и используемым методам. Среди недостатков, которые они критикуют, — тенденция к чрезмерному упрощению или игнорированию или игнорированию диапазона и вариативности поведения, обнаруживаемых даже в изолированных простых культурах. В некоторых исследованиях, на которые они ссылаются, не проводится адекватного различия между данными и интерпретацией. В других случаях неточность в определении рассматриваемых переменных. Некоторые исследования очень ограничены или избирательны в отношении используемых данных и информаторов.Одна из их главных критических замечаний в отношении психоаналитически ориентированных исследований состоит в том, что определяющие или причинные связи между наборами данных зависят от усердных интерпретаций ex post facto, не подлежащих какой-либо научной проверке.

Линдесмит и Штраус полагают, что подлинные успехи ждут применения дополнительных и более контролируемых психологических исследований по конкретным вопросам внутри культур, по которым уже имеется значительный этнографический материал.

Хотя исследования национального характера являются весьма многообещающими, их следует рассматривать как относительно новый подход в социальных науках.На данном этапе развития можно только догадываться, в каком направлении двигаться дальше. Основная цель исследований национального характера — связать определенные формы наблюдаемого поведения, характерного для данной популяции, с относительным распределением структурных компонентов личности. Предполагается, что эти отношения являются частичной причиной поведенческих различий или сходства между группами. Для адекватного достижения этой цели необходимо различать наблюдаемое поведение, связанное с поверхностными социальными паттернами, и поведение, связанное с лежащими в основе психологическими структурами или компонентами личности.Таким образом, цель исследований национального характера состоит в том, чтобы обнаружить распределение основных психологических структур в данной популяции и определить характер их отношения к поведенческим явлениям.

Может ли случиться так, что распределение основных модальностей личности в форме мотивационных паттернов среди населения на самом деле не сильно отличается от одного западного общества к другому? Может ли случиться так, что с изменениями в экономическом распределении или в структуре политического распределения власти наблюдаемые изменения в поведении могут произойти без какого-либо общего изменения относительного присутствия мотивационных паттернов в самом обществе? Неужели смена власти просто перераспределяет роли, которые играют различные варианты личности, присутствующие в современном государстве, которые при надлежащей социальной среде становятся более заметными? Подумайте, например, о том, отличаются ли люди в Западной Германии сегодня по основной мотивационной структуре от того, чем они были при Гитлере.Большее равенство в поведении между полами в Японии сегодня не обязательно отражает фактические структурные изменения личности многих японских мужчин и женщин, но может отражать диапазон выражений в явных моделях поведения, которые теперь возможны при более эгалитарной правовой системе.

Наиболее вероятно, что то, что мы называем «личностью» человека, на самом деле имеет гораздо более широкий поведенческий потенциал, чем модели, допускаемые в рамках какой-либо конкретной культуры. Таким образом, наблюдаемая последовательность поведения в рамках данной культуры может быть результатом культурных ограничений и отбора.С этой точки зрения необязательно предполагать наличие общих черт личности для данной популяции.

С точки зрения национального характера, мы можем исследовать, например, быстрое и почти повсеместное распространение в настоящее время определенных общепризнанных типов подросткового поведения, которые в некоторых случаях считаются «делинквентными» или антиобщественными. Поведение, которое проявляет небольшой процент современной молодежи, может свидетельствовать больше о сходстве аномальных социальных условий для молодежи в индустриальных обществах, чем о сдвигах или изменениях в поведенческом контроле, связанном с личностью.

С точки зрения национального характера необходимо оценить, в какой степени быстрое распространение моделей поведения, которые стали доступными через культурный контакт (например, средства массовой информации), зависит от наличия скрытых личностных характеристик, которые трудно выразить в рамках более старой культуры. формы. Эти примеры можно интерпретировать как изменения в поведении, связанные с социальными изменениями, без необходимости использования объяснений, связанных с личностными моделями. Однако есть случаи, когда некоторое внимание к структуре личности кажется более актуальным.Объяснения на психологическом уровне могут быть более уместными, когда ожидаемое изменение поведения не может материализоваться, несмотря на социальные, правовые или экономические стимулы к изменениям.

Быстрые изменения могут происходить только тогда, когда вновь определенное поведение периферически связано со сложными типами функционирования личности. Некоторые модели поведения требуют меньшей перестройки более глубоких аспектов личности. Можно, например, сослаться на наблюдаемые трудности, возникающие, когда планируемые изменения требуют наличия долгосрочных целей или предпринимательских установок в культурах, ранее обычно не имевших такой ориентации в поведении.Не существует простого распространения интегрированных поведенческих паттернов, необходимых для выполнения бремени планирования деятельности, даже если культурный контакт имеет место.

Допуская предположение, что можно продемонстрировать статистически определяемые основные модальные типы личности в относительно дискретных обществах с уникальной культурной историей, нельзя ли также найти сходства или различия, давно существующие в этих обществах, основанные на сельско-городском или классовом профессиональном образе жизни. шаблоны? Разве эти классовые различия не пересекают национальные границы?

С исторической точки зрения может оказаться, что структурное распределение личности действительно различается в разных национальных государствах, но, учитывая установление схожих социальных целей, таких как индустриализация, наблюдаемые поведенческие модели по крайней мере в некоторых слоях населения становятся все более близкими к поверхностным. сходства без каких-либо немедленных изменений в фактическом распределении основных личностных различий.Однако изменение моделей социализации, включая формальное образование, может впоследствии повлиять на новое поколение. При изменении паттернов социализации изменения в паттернах личности населения могут материализоваться, в зависимости от природы затронутых исходных паттернов. Например, среди развивающихся национальных государств были разные степени успеха в достижении аналогичных ценностей. Принятие этих ценностей может во многом зависеть от наличия и устойчивости лежащих в основе психологических структур, которые по-разному распределены среди различных групп населения.

Самый важный вопрос для многих развивающихся стран в современном мире: какой период времени необходим для изменения мотивационных моделей в достаточно больших сегментах общества, чтобы можно было выполнять новые экономические или профессиональные роли? Очевидно, что между правовыми и планируемыми экономическими изменениями и моментом, когда преобладающие формирующие влияния на ребенка были изменены, возникает некоторая «психологическая» задержка, так что к тому времени, когда он станет взрослым, он будет мотивирован и способен эффективно участвовать. в формирующемся новом обществе.

Джордж А. ДеВос

[ См. Также Культура и личность; Жизненный цикл; Личность; Социализация.]

Всесторонние обзоры исследований национального характера с пяти различных точек зрения можно найти в Duijker & Frijda 1960; Инкелес и Левинсон 1954; Klineberg 1944; Mead 1953; и Mead & Métraux 1953.

Бауэр, Раймонд А. (1948) 1953 Психология советской средней элиты: две истории болезни.Страницы 633-650 в Clyde Kluckhohn et al. (редакторы), Личность в природе , Общество и культура. 2-е изд., Перераб. & enl. Нью-Йорк: Кнопф.

Бенедикт, Рут 1946 Хризантема и меч: образцы японской культуры . Бостон: Хоутон Миффлин. → Пожалуй, самый значительный и выдающийся пример изучения культуры и личности на расстоянии, хотя и подвергается критике за чрезмерное обобщение.

ДеВос, Джордж А. 1960 Отношение вины перед родителями к достижениям и заключенному браку среди японцев. Психиатрия 23: 287-301.

Duijker, H.C.J .; и Фрида, Н. Х. 1960 г. Национальный характер и национальные стереотипы . Отчет о тенденциях, подготовленный для Международного союза научной психологии. Амстердам: Издательство Северной Голландии. → Это обзор с относительно полной библиографией.

Эриксон, Эрик Х. 1942 Образ Гитлера и немецкая молодежь. Психиатрия 5: 475-493. → Анализ, иллюстрирующий модели восприятия, связанные с авторитаризмом.

Эрих Фромм 1941 Побег из свободы . Нью-Йорк: Фаррар и Райнхарт. → Психоаналитико-культурное исследование природы авторитарной личности.

Горер, Джеффри; и Рикман, Джон (1950) 1962 Люди Великой России: психологическое исследование . Нью-Йорк: Нортон.

Хаген, Эверетт Э. 1962 О теории социальных изменений . Хоумвуд, 111 .: Дорси.

Инкелес, Алекс; и Левинсон, Дэниел Дж. Национальный характер 1954: исследование модальной личности и социокультурных систем.Том 2, страницы 977-1020 в Gardner Lindzey (редактор), Справочник по социальной психологии . Кембридж, Массачусетс: Аддисон-Уэсли.

Кардинер, Абрам 1939 Человек и его общество: психодинамика примитивной социальной организации . Нью-Йорк: Columbia Univ. Нажмите; Oxford Univ. Нажмите.

Кардинер, Абрам; и Овеси, Лайонел 1962 Знак угнетения: исследования личности американского негра . Нью-Йорк: Мир.

Клайнберг, Отто 1944 Наука национального характера.Общество психологического исследования социальных проблем, Бюллетень № 19: 147-162.

Кракауэр, Зигфрид 1947 От Калигари до Гитлера: психологическая история немецкого кино . Princeton Univ. Нажмите.

Lindesmith, Alfred R .; и Штраус, Ансельм Л. 1950 Критика сочинений культурной личности. Американский социологический обзор 15: 587-600.

Линтон, Ральф 1945 Культурные основы личности . Нью-Йорк: Эпплтон.

Мид, Маргарет 1953 Национальный персонаж. Страницы 642-667 в Антропология сегодня: энциклопедический инвентарь . Под редакцией А. Л. Кребера. Univ. Чикаго Пресс.

Мид, Маргарет; и Метро, ​​Рода (редакторы) 1953 Изучение культуры на расстоянии . Univ. Чикаго Пресс.

Мертон, Роберт К. (1940) 1957 Бюрократическая структура и личность. Страницы 195-206 в Роберте К. Мертоне, Социальная теория и социальная структура . Ред. Гленко, III.: Свободная пресса. → Впервые опубликовано в журнале Social Forces, том 18, страницы 560-568.

Miller, Daniel R .; и Суонсон, Гай Э. 1958 г. The Changing American Parent . Нью-Йорк: Вили.

Рисман, Дэвид 1950 Одинокая толпа: исследование меняющегося американского характера . Нью-Хейвен: Йельский университет. Нажмите. → В 1960 году было опубликовано сокращенное издание в мягкой обложке.

Шаффнер, Бертрам Х. 1948 Отчая земля: исследование авторитаризма в немецкой семье .Нью-Йорк: Columbia Univ. Нажмите; Oxford Univ. Нажмите.

[Уизерс, Карл] (1945) 1958 Плейнвилл, США, Джеймс Уэст [псевд.]. Нью-Йорк: Columbia Univ. Нажмите. → Исследование небольшого городка Америки методом участник-наблюдатель.

Вольфенштейн, Марта; и Лейтес, Натан 1950 Фильмы: психологическое исследование . Гленко, 111 .: Свободная пресса. → Тематический анализ английских, французских и американских фильмов, предполагающий различия в восприятии гетеросексуальных отношений и концепциях законной власти.

Национальная сказка и исторический роман эпохи Уэверли, 1806-1830 гг., JSTOR

Информация журнала

С 1934 г. ELH неизменно публикует превосходные исследования, интерпретирующие состояния, влияющие на основные
работает в английской и американской литературе. Важность исторической преемственности в литературной дисциплине
остается главной заботой ELH, но журнал не стремится спонсировать определенные методы или цели. Над
лет, ELH неизменно поддерживает свои высокие стандарты, публикуя статьи с интеллектуальным сочетанием
исторические, критические и теоретические проблемы.

Информация об издателе

Одно из крупнейших издательств в Соединенных Штатах, Johns Hopkins University Press сочетает в себе традиционные издательские подразделения книг и журналов с передовыми сервисными подразделениями, которые поддерживают разнообразие и независимость некоммерческих, научных издателей, обществ и ассоциаций.

Журналы
The Press — это крупнейшая программа публикации журналов среди всех университетских изданий США. Отдел журналов издает 85 журналов по искусству и гуманитарным наукам, технологиям и медицине, высшему образованию, истории, политологии и библиотечному делу.Подразделение также управляет услугами членства более чем 50 научных и профессиональных ассоциаций и обществ.

Книги
Имея признанные критиками книги по истории, науке, высшему образованию, здоровью потребителей, гуманитарным наукам, классической литературе и общественному здравоохранению, Книжный отдел ежегодно публикует 150 новых книг и поддерживает более 3000 наименований. Имея склады на трех континентах, торговые представительства по всему миру и надежную программу цифровых публикаций, Книжный отдел объединяет авторов Хопкинса с учеными, экспертами, образовательными и исследовательскими учреждениями по всему миру.Проект MUSE®
Project MUSE — ведущий поставщик цифрового контента по гуманитарным и социальным наукам, предоставляющий доступ к журналам и книгам почти 300 издателей. MUSE обеспечивает выдающиеся результаты для научного сообщества, максимизируя доходы издателей, обеспечивая ценность для библиотек и предоставляя доступ ученым по всему миру.

Услуги Hopkins Fulfillment Services (HFS)
HFS обеспечивает печатную и цифровую рассылку для выдающегося списка университетских издательств и некоммерческих организаций.Клиенты HFS пользуются современными хранилищами, доступом в режиме реального времени к критически важным бизнес-данным, управлением и сбором дебиторской задолженности, а также беспрецедентным обслуживанием клиентов.

Национальный характер и характер народов

Страница из

НАПЕЧАТАНО ИЗ ОНЛАЙН-СТИПЕНДИИ ОКСФОРДА (oxford.universitypressscholarship.com). (c) Авторские права Oxford University Press, 2021. Все права защищены. Отдельный пользователь может распечатать одну главу монографии в формате PDF в OSO для личного использования.дата: 02 апреля 2021 г.

Глава:

(стр.49)
ДВЕ национальный характер и характер наций

Источник:

Странная страна

Автор (ы):

Шеймус Дин

Издатель:

Oxford University Press

DOI: 10.1093 / acprof198184 / 97480.00 .0002

В XIX веке существует огромное количество работ о характере наций, которые едва ли можно отличить от столь же обширной литературы о национальном характере.Характер наций неоднократно тематизируется в письменной форме XIX века как пояснительный элемент в истории перехода от узких границ национального места к новой территории или пространству государства. С другой стороны, национальный характер часто выступает в качестве контролирующего голоса в повествовании о непокорном сообществе, которое с уменьшающимся успехом отказывается уступить свои особенности, уступить себя государству или любой сопоставимой транснациональной цели. Центральное место в националистической позиции занимали утверждения о том, что Ирландия — это особая в культурном отношении нация, что она была искалечена до неузнаваемости британским колониализмом, но, тем не менее, она может заново открыть свои утраченные черты и тем самым вновь признать свою истинную идентичность.

Ключевые слова:

голод, Ирландия, национальный характер, Коллегианы, Томас Дэвис, Дракула

Для получения доступа к полному тексту книг в рамках службы для стипендии

Oxford Online требуется подписка или покупка. Однако публичные пользователи могут свободно искать на сайте и просматривать аннотации и ключевые слова для каждой книги и главы.

Пожалуйста, подпишитесь или войдите для доступа к полному тексту.

Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому заголовку, обратитесь к своему библиотекарю.

Для устранения неполадок, пожалуйста, проверьте наш

FAQs

, и если вы не можете найти там ответ, пожалуйста

Связаться с нами

.

Риторика национального характера: программный обзор

Введение и проблематика исследования
Мультикультурный полуавтобиографический роман ирано-французской писательницы Марджан Сатрапи «Персеполис» (2000-2003) считается представителем преобладающего дискурса в историческом контексте.В этой статье Персеполис исследуется с имагологической точки зрения и теоретических размышлений о среде комиксов или, во французском выражении, bande dessinée. Он разрабатывает текстовые стратегии имагологического исследования как на текстовом, так и на изобразительном уровнях. Это исследование направлено на изучение значения вербального и визуального представления в комиксах. Он вводит среду, основные правила комиксов (bande dessinée) и графического романа (роман в комиксе) как разные форматы комиксов. Далее рассказывается о Персеполе, чтобы применить теоретические основы имагологии к корпусу.Теоретическая основа
По сравнению с кинематографом Хёльтер (2007) рассматривал комиксы с имагологической точки зрения, поскольку повествовательная перспектива объектов или людей позволяет художнику быть свободным в проектировании и расположении панелей (стр. 306). Комиксы, известные как девятое искусство, — спорная тема в другом контексте, от истории и педагогики до литературы. В мировом контексте комиксы или bande dessinée (BD) как гибридная форма представляют его потенциальное применение в культурных исследованиях. Настоящее исследование предлагает некоторые подробности анализа графического романа Сатрапи «Персеполис» как мультикультурного графического романа.Здесь мы связываем теоретические размышления о форме и функциях панелей, рамок, желобов и макетов страниц с нашим анализом. Задача — показать различные аспекты репрезентации и формирования национального образа, связанные с вопросом идентичности. Теоретические основы этого исследования включают текстовое и визуальное представление последовательных панелей комиксов. МакКлауд, Гренстин и Миллер обсуждают центральные элементы среды.
МакКлауд (1994) дал исчерпывающее определение bande dessinée как «совмещать живописные и другие изображения в преднамеренной последовательности, предназначенные для передачи информации и создания эстетического отклика у зрителя» (стр.9). Коллекция отдельных значков и взаимозависимых изображений, bande dessinée создает «смысл из соединения между прерывистыми единицами или панелями» (Miller, 2007, стр. 77). Было упомянуто последовательное и визуальное повествовательное искусство. «Bande dessinée производит смысл из изображений, которые находятся в последовательной взаимосвязи и сосуществуют друг с другом в пространстве, с текстом или без него» (Миллер, 2007, стр. 75). Так, МакКлауд (1994) утверждал: «Иконки требуют нашего участия, чтобы заставить их работать», и далее предположил: «По мере приближения двадцать первого века визуальная иконография может, наконец, помочь нам реализовать форму универсальной коммуникации» (стр.58-59). Рассматривая bande dessinée как искусство повторения и трансформации, Миллер (2007) прояснил последовательные связи (кодекс «ограниченной артрологии» Гренстина) — наряду со стилистическими вариациями обрамления, угла зрения, композиции и цвета — и повествовательный процесс на многоточии или разрыв через временной и пространственный переход, который называется пространственно-временными отношениями в межкадровом пространстве (стр. 88-91). Мы предложили оценочную функцию bande dessinée и автобиографии в Персеполе, чтобы исследовать и различать репрезентацию и репрезентацию Самости.Такое различие связано с «разделением между лингвистическими и иконическими элементами среды, […] непосредственностью текстов, приписываемых автобиографическому Я в речевых шарах, и ретроспективным эффектом рецитативов, где диссоциация между персонажем и рассказчиком максимальна» (Миллер, 2007, с. 218).
Методология
При создании комиксов важно исследовать несколько влиятельных аргументов; 1. Природа, содержание, способ и формальные характеристики изображений. 2. Способ артикуляции в процессе коммуникации (распространение и восприятие) (Groenteen, 2007, с.18). Репрезентация инаковости в различных областях исследования, таких как литература, социология, психология и т. Д., Доказывает ее всеобъемлющий характер, что, в свою очередь, ведет к более всестороннему исследованию ее происхождения, определения и функции. Персеполис использует различные средства графического романа (комиксы или полосы рисунка) для представления поляризации инаковости в преувеличенной форме. Это исследование пытается показать, как образ Я (как авто, так и мета) и Другой, распространенный стереотип поляризованного мировоззрения, будут укреплять альтернативное мировоззрение.Персеполис как представитель мифа о Другом, который пытается закрепить универсальный взгляд, показывая личный взгляд и разделяя мир на два противоположных полюса Востока и Запада посредством контраста между черным и белым цветом. Эти контрастные изображения показаны как в тексте, так и в изображениях. Это исследование также показывает, как Сатрапи использует ироническое представление этих авто / гетеро / мета изображений.
Выводы и обсуждения
Основной вклад, воплощенный в этой статье, — стереотипное представление различных изображений разных ангелов.Однако Персеполис как мультикультурная среда для представления этих изображений как в контексте, так и в тексте (текст и изображение) иногда иллюстрировал полярности этого противоречивого имиджма. Таким образом изображения страны происхождения и целевой страны используются в разных повествовательных целях. Поэтому, имея дело с представлением обеих сторон дихотомии (Востока и Запада), мы изучали авто, гетеро и мета-образы с противоположной точки зрения, чтобы создать баланс в интерпретации их образов.Сделан вывод о том, что как дискурсивное проявление национальной идентификационной модели в литературе Персеполис освещает взаимоотношения между авто и гетеро образами в своем контексте, что приводит к прояснению динамической природы между идентичностью и инаковостью. Таким образом, идея несовместимости репрезентации в имиджме и интерпретации показывает напряжение между сигнификацией и реальностью в ее социальном и историческом контексте. В ответ на идеологическое оформление Ирана Сатрапи пытается подчеркнуть взаимодействие стереотипов в создании признаков инаковости.При определении Воображаемой идентичности утверждается, что взгляд на прошлое переплетается с ожиданием в реконструкции и восстановлении идентичности. Образы, как ожидаемые для представленной национальности, так и зрители для представления дискурса, дают новое понимание для рассмотрения взаимосвязи между авто-изображением, гетеро-изображением и мета-изображением. Таким образом, знание широко распространенных стереотипов и искажение в средствах массовой информации такой нации, как Иран, как старой фреймовой идеологии привело бы к лучшему пониманию иранского писателя, такого как Сатрапи.Ключевые слова: репрезентация, комиксы, имагология, Персеполис, воображаемый и визуальный образ

(PDF) Риторика национального характера: Введение

в период раннего Нового времени, можно предположить, что за исключением

часто экстра- Европейские колониальные предприятия, которые, по понятным причинам, породили

широкого спектра сложных ответов, именно англо-французские отношения по-прежнему представляют собой

наиболее богатый и сложный источник имагологической энергии в английской литературной

культуре.В то же время, однако, происходят изменения, опять же в ранних современных исследованиях

, из-за децентрализации Британии в 1980-х и 1990-х годах. Devolution

, среди прочего, внесла свой вклад в исследования имиджа, включая работу Марка

Торнтона Бернетта и Рамоны Рэй «Шекспир и Ирландия: история, политика, культура»

(1997), Вилли Мали и Эндрю Мерфи «Шекспир и Шотландия» (2004), и

Литература Филипа Швицера, национализм и память в ранней современной Англии и Уэльсе

(2004).По иронии судьбы, как также утверждал Вилли Мали, этот фокус внимания

сделал Англию «самой« неизведанной страной »британского государства» (Maley and

Murphey, 2004: 15). Мнение Мали, разделяемое рядом авторов в этом выпуске

Европейского журнала английских исследований, объясняет, что авто-образ «англичаности»

сейчас стоит на первом месте.

Очерки, собранные в этом специальном тематическом выпуске European Journal of English

Исследования, похоже, основаны на заметных тенденциях, которые мы также наблюдаем в ранних современных исследованиях

, поскольку они проблематизируют способы противостояния между

нации повлияли на понятие национального характера в англоязычной литературе

и культурах, будь то репрезентация языка или речи, в повествовании, карикатуре, фильмах, телевидении или историческом письме со своими собственными метафорами и фикции.

Какие «иностранцы» были препятствием для английских или британских представлений о национальных различиях

? И как англичаность или британство воспринимались и представлялись где-то еще? Это некоторые из вопросов, которые породили ряд увлекательных тематических исследований

, которые неизбежно затрагивают теоретические последствия идеи

о «риторике национального характера» и акцентируют внимание на будущих перспективах.

Этот выпуск Европейского журнала английских исследований возвращает к англосаксонским

корням наших англоязычных литератур, поскольку Джоан Паркер изучает изображения

саксонцев и датчан XIX века.В своем эссе она рассматривает викторианские постройки и воплощения мифа об англосаксонских предках, который (учитывая враждебное присутствие

датчан-тевтонцев) не может рассматриваться как простой тевтонизм. Биргит

Нойман фокусируется на меж- и трансмедиальной динамике национальных стереотипов в

, пытаясь переосмыслить «национальный характер» как множественный и обязательно открытый процесс

, а также оценить функциональную эффективность определенных стереотипов.На индивидуальном уровне

стереотипы принимают форму ментальных схем, которые формируют наше

восприятие других нации и в конечном итоге влияют на социальные практики. Принимая во внимание сложную взаимосвязь между ментальными схемами, литературными представлениями, историческими

изменениями и социальными практиками, утверждает Нойман, усиленный диалог между литературным

и исследованиями СМИ, историей и социальной психологией, вероятно, даст дальнейшее понимание

в символические формы и эффекты стереотипов.

В своем выступлении о шотландцах глазами англичан с 1707 года Мюррей Питток

прослеживает отношение англичан к Шотландии, как оно было обусловлено политическими отношениями

между двумя странами и какое влияние они оказали на доминирующую

районы производства английской печатной культуры (Лондон

и юг,

восток). До 1603 года у этой области Англии было мало контактов с Шотландией; в том году

прибытие шотландского двора в Лондон возвестило о значительном расширении шотландского присутствия

в английских публикациях.Горцы и жители низов не разделялись на английском языке

252 ЕВРОПЕЙСКИЙ ЖУРНАЛ АНГЛИЙСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Английский национальный характер | Издательство Йельского университета

История идеи от Эдмунда Берка до Тони Блэра

Что делает английский таким английским? Есть ли английский национальный характер?

Что за люди «англичане»? Какие характерные черты и особенности поведения (если таковые имеются) отличают их от других людей? Эта в высшей степени оригинальная и обширная книга прослеживает удивительно разнообразную историю представлений англичан об их собственном «национальном характере» за последние два столетия.Двести лет назад сама идея национального персонажа была в новинку и не очень респектабельной. Сегодня многим, кто считает себя уникальными личностями, снова трудно представить себе «национальный характер», который объединяет англичан в национальную единицу. Но в промежутке, когда Великобритания стала демократией, «национальный характер» стал частью национального здравого смысла, что нашло отражение в изображениях «Джона Булла» и его преемника двадцатого века, «Маленького человека», а также в наборе стереотипов о Английские черты, глупости и слабости.Не стесняясь говорить о себе, англичане создали огромное количество материала о том, что значит быть англичанином, — материала, на котором основана эта книга: лекций, проповедей, политических выступлений, журналистики, популярных и научных книг, стихов и романов. фильмы, сатиры, карикатуры и карикатуры, а также новейшие социальные науки и исследования общественного мнения. В этой всеобъемлющей и ясно аргументированной книге ведущий историк современной Британии бросает вызов давним предположениям и знакомым стереотипам и предлагает совершенно новый взгляд на то, что значит думать о себе как о англичанине.

Питер Мандлер — читатель по современной истории, Кембриджский университет, и научный сотрудник Колледжа Гонвилля и Кая. Он является автором, среди других книг, Падение и восстание величественного дома , опубликованной издательством Йельского университета.

«… чрезвычайно полезно и поучительно …» — Доминик Сэндбрук, The Daily Telegraph

«Это увлекательная книга… очень впечатляющий обзор. «— Ноэль Малкольм, The Sunday Telegraph

«Мандлер собрал воедино впечатляющее множество работ о природе« англичан », многие из них сказочно противоречивы … [можно] живое понимание того, откуда взялось множество стереотипов о« английском национальном характере ». . «— Дебора Орр, The Independent

«… лучший недавний обзор, который я когда-либо видел по этой теме.»— Джереми Паксман, BBC History Magazine

«Мандлер не только дал нам, как мы и ожидали, тщательно исследованную и заставляющую задуматься работу над идеей английского национального характера, но и дал нам кое-что еще. Ясно, что, вызывая споры, его книга предлагает нам новый вызов а также новый набор идей о том, как поступать в стипендии, которая, по мнению Мандлера, слишком часто полагалась на неисторические предположения об английском языке как национальной идентичности британцев.’. . . Убедительно казнен ». — Бекки Э. Конекин, American Historical Review,

.

«Сильный, ревизионный нарратив современного британского дискурса о национальной идентификации и ее дополнительных терминах, включая не только характер, но и расу и культуру … Литературоведы, а также историки, интересующиеся формами национальной идентификации, найдут это книга чрезвычайно полезна. «- Ян Дункан, Victorian Studies

ISBN: 9780300246520
Дата публикации: 27 ноября 2018 г.