Как Северный Кавказ принял ислам

6 сентября 2017

Русская Семерка

Сейчас многим кажется, что Кавказ испокон веков был мусульманским, но это не так. Ислам начал свое наступательное движение на север в 7 веке, но во многих местах встретил ожесточенное сопротивление и широко распространился на Северном Кавказе лишь в 13–16 веках. До этого на Кавказе было распространено многобожие, а во многих местах процветало христианство.

Фото: Русская СемеркаРусская Семерка

Появление ислама на Северном Кавказе историки связывают прежде всего с экспансией арабского Халифата, который сражался с Сисанидами – династией персидских правителей, имевшими на Кавказе большое влияние, и с Хазарским каганатом, под властью которого частично находились земли Дагестана. Халифат в это время был огромным и могущественным государством, простирающимся от Атлантики до Индии.

Видео дня

У Дагестана для арабов было стратегическое значение. Распространив на него влияние, Халифат ограждал себя от воинственных хазар и получал в распоряжение торговые пути. Борьба шла с переменным успехом: арабы даже захватывали Дербент, но хазары в союзе с местными племенами отбрасывали их на юг.

К восьмому веку граница Халифата шла по Кавказскому хребту рядом с городом. Крепости, устроенные арабами на границе, стали первыми оплотами ислама. В 732 году Дербент был взят халифом Масламой ибн Абдул-Маликом. Он построил несколько мечетей и заселил районы города выходцами из Халифата, посеяв первые зерна исламизации Северного Кавказа.

Дербент

Следующий правитель – Мерван ибн Мухаммед, продолжил дело брата и начал покорение внутренних районов Дагестана, распространяя ислам. Побежденные народы облагались налогом: они обязаны были поставлять арабам зерно и рабов — юношей и девушек. Такое положение вещей продолжалось довольно долго. Население сопротивлялось завоевателям и пыталось сохранить свою веру, в том числе и христианство.

Вскоре Халифат распался, но с 10-го века Дербент стал местом, откуда распространялась исламизация Северного Кавказа.

Вклад турок

Вклад в распространение ислама внесли турки-сельджуки, которые в 11 веке прошлись по Дагестану огнем и мечом. После их появления в Дагестане стал распространяться суфизм – особое, аскетическое течение, которое больше пришлось по душе местному населению, живущему по адатам — своду законов и обычаев. Исламизация населения стала происходить быстрее.

Воцарение на Северном Кавказе новой религии историки связывают прежде всего с тем, что новообращенные мусульмане освобождались от налогов — подушной и земельной подати, которыми были обложены все иноверцы.

Следующая волна исламизации была связана с нашествием монголов, во время которого в Дагестан проникли туркоязычные племена, почитающие Аллаха, и к 14 веку ислам превратился в господствующую религию. В конце 15 века количество превратилось в качество: язычество и родовые культы отступили, и народы начали формироваться под влиянием новой религии.

Официальная история гласит, что табасараны, лезгины и рутульцы приняли ислам в 10 веке, в 11–13 веках Аллаха стали почитать лакцы и агулы, к концу 14 века — даргинцы и ногайцы, а к концу 15 — аварцы и кумыки.

Персы

16 век в Дагестане прошел под влиянием персидской династии Сефевидов. На Кавказе начал распространяться шиизм. В начале 16 века была даже попытка создать теократическое исламское государство, а шиизм имамитского толка был объявлен государственной религией. Правда, просуществовало такое государство недолго.

В 1813 году Иран отказался от Дагестана и некоторых других кавказских территорий в пользу России, и влияние шиитов так и не вышло за пределы предместий Дербента.

Золотая Орда

Проникновение ислама на Северный Кавказ с запада было связно с влиянием Золотой Орды, а позже – Османской империи и Крымского ханства. В конце 15-го века на Черноморское побережье Кавказа вторглись османы и принесли ислам «на кончиках копий».

Сопротивление адыгов и черкесов (кабардинцев) было отчаянным, но победы не принесло. Завоеванные земли обязывались приносить османам или крымскому хану дань и рабов. В 1570 году крымский хан Шах-бази-Гирей увел кабардинцев за Кубань и силой заставил их принять магометанство. Известно, что в конце 16 века кабардинцы присягали на верность московскому государю уже по законам ислама. Из Кабарды суннизм распространился на балкарцев.

Исламизация Чечни

В Чечню и Ингушетию ислам проник в золотоордынскую эпоху. Сначала его приняли в небольшом царстве Симсим, которое существовало на территориях Ножайюртовского и Гудермесского районов. Но основное распространение ислама здесь началось довольно поздно – в 15 веке с помощью мессионеров из Дагестана.

У историков вайнахского народа есть две версии, как происходила исламизация Чечни. Первая гласит, что исламом местных познакомили еще арабы в 13 веке, а вторая – что в 16 веке местные тейпы, посовещавшись, сами добровольно его приняли.

В 18 веке с помощью проповедников ислам проник на территорию Осетии, но большого распространения там не получил.

Закрепление ислама среди горских народов произошло в 19 веке во время Кавказской войны, когда имам Шамиль сумел создать имамат – государство, живущее по законам шариата, которое просуществовало 27 лет.

Из истории ислама на Северном Кавказе: часть первая

1

SHARES

— Уважаемые читатели, мы открываем новый цикл статей, посвященных исламу и его роли в общественно-политической жизни Северного Кавказа. Цикл статей об истории возникновения ислама на Северном Кавказе, его генезисе подготовил для Caucasus Times известный арабист, историк-исламовед Михаил Рощин.

Михаил Рощин родился в 1952 году. Кандидат исторических наук. Сотрудник Института востоковедения РАН (отдел сравнительно-теоретических исследований). Специалист по религиозным и этническим проблемам Северного Кавказа. Участник ряда международных исследовательских проектов.

Ответственный редактор и соавтор коллективной монографии «Дагестан: cело Хуштада». Автор публикаций: Возрождение суфизма в Дагестане, Фундаментализм в Дагестане и Чечне, Традиционное мусульманское воспитание и образование, Пробить стену предубеждений, Адатное землепользование в Нагорном Дагестане.

Из истории ислама в Дагестане

ПРАГА, 19 июля, Caucasus Times — Ислам на Северном Кавказе раньше всего проникает и начинает распространяться в Дагестане, который и сегодня остается наиболее исламизированной республикой Северного Кавказа. До появления ислама в центре и на севере территории Дагестана в Аварии действовала Грузинская православная церковь. На юге Дагестана было распространено влияние Албанской православной (монофизитской) церкви.

Первыми распространителями ислама в прибрежных районах Дагестана стали арабы, пришедшие сюда в середине 7-го века. К 10-му веку ислам распространился в Южном Дагестане, а к 15-16 векам на всей территории, в том числе в горных центральных и северо-западных районах, и постепенно вытеснил прежние религиозные верования. В дагестанских княжествах начал формироваться многочисленный слой мусульманского духовенства (улама), получила распространение богословско-правоведческая литература, при этом сохранились традиционные нормы обычного права (адат), на которые нередко опиралась власть местных правителей. Борьба населения против деспотической власти князей (шамхалов, ханов, уцмиев) часто выливалась в борьбу за «чистоту шариата».

В начале 19-го века эта борьба получила новый импульс, когда в Дагестан проникает учение суфийского шейха из Бухары Багауддина Накшбанда (1318-1389). Появление там накшбандийского братства (тариката) совпало с усилением российской колониальной экспансии на Кавказе. Структуры накшбандийского братства становятся в это время питательной средой для формирования освободительного движения горцев, которое достигло наивысшего подъема при имаме Шамиле (1834-1859), создавшем на территории сначала Дагестана, а потом и Чечни военное мусульманское государство – имамат. В русской историографии это движение получило название «мюридизм», так как по суфийской традиции повстанцы именовали себя учениками (мюридами) вождей-имамов.

После окончания в 1861 году войны на Кавказе русская администрация сотрудничала с лояльным мусульманским духовенством, которое сохранило прочные позиции в сферах образования и судопроизводства. Накануне революции 1917 г. в Дагестане было свыше 1700 квартальных мечетей и 356 соборных мечетей, действовало 766 школ-медресе, в которых работало более 2500 мулл-кадиев.

Гражданская война 1918-1920 гг. внесла раскол в ряды дагестанских мусульман. Часть из них во главе с шейхом Нажмуддином Гоцинским (пятым имамом Дагестана) пошла на союз с Добровольческой Армией А. Деникина, другая часть поддержала большевиков, которые в первые годы советской власти уважительно относились к мусульманам. Однако во второй половине 1920-х гг. ситуация изменилась: были закрыты шариатские суды и религиозные школы, а духовенство пыталось противодействовать насаждению «нового быта» среди горцев, атеистической пропаганде, а затем и коллективизации крестьянства. В 1930-е гг. в ходе борьбы с «антисоветскими элементами» ислам подвергся массовым репрессиям, многие алимы (знатоки ислама) были арестованы или сосланы, а мечети закрыты и часто разрушены.

В годы Второй мировой войны произошла определенная либерализация религиозной политики в СССР. На Северном Кавказе в 1944 г. появилось Духовное управление мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) во главе с муфтием с центром в Буйнакске (бывшая Темир-Хан-Шура – один из крупнейших религиозных центров Дагестана), были вновь открыты некоторые мечети. ДУМСК занималось регистрацией религиозных общин, утверждением и смещением имамов мечетей, изданием постановлений (фетв) по различным религиозным вопросам. Его деятельность полностью контролировалась советскими властями и непосредственно курировалась КГБ, который нередко использовал имамов в качестве своих осведомителей. Как и другие мусульманские духовные управления в СССР, ДУМСК официально декларировало «поддержку внутренней и внешней политики советского государства». Следует отметить, что Дагестан играл ключевую роль в ДУМСК. На его территории находилось большинство действующих мечетей Северного Кавказа, к 1988 г. их насчитывалось 27. Однако общий высокий уровень религиозности дагестанского (особенно горского) населения способствовал сохранению здесь неформального, так называемого параллельного ислама в различных формах: деятельность знатоков религии и арабского языка (арабистов), передававших свои знания молодежи в подпольных медресе; почитание святых шейхов и паломничество к их могилам; неофициальная практика шариатского судопроизводства и т. д. С конца 1970-х гг. в Дагестане начинает распространяться разнообразная религиозная литература, в том числе книги и брошюры идеологов мусульманского фундаментализма (Хасана аль-Банны, Абуль Аля Маудуди, Юсуфа ал-Карадави и других). В мае 1989 г. под давлением мусульманской общественности ушел в отставку глава ДУМСК муфтий Махмуд Геккиев, обвиненный во взяточничестве, нарушении норм исламской морали и связях с КГБ. Эта отставка привела к распаду ДУМСК и появлению отдельных духовных управлений в республиках Северного Кавказа, включая Дагестан.
Возрождение ислама в Дагестане и роль Духовного управления

Уже в 1970-е — 80-е гг. произошло определенное оживление религиозной жизни в Дагестане. Но то, что произошло в 1990-х гг. иначе как религиозным ренессансом назвать нельзя: по всему Дагестану восстанавливались мусульманские общины, строились или ремонтировались мечети, открывались мусульманские медресе, институты и университеты.

В январе 1990 г. в Дагестане было создано самостоятельное Духовное управление мусульман, председателем которого был избран Багаутдин Исаев, кумык по национальности. В 1991 г. Духовное управление переехало из Буйнакска в Махачкалу. В 1990 г. 345 дагестанцев приняли участие в первом массовом хадже из СССР. На следующий год количество дагестанских паломников возросло до 900 человек. Несмотря на определенные успехи, на первом съезде мусульман Дагестана Б. Исаев подвергся критике за недостаточное внимание к нуждам отдельных общин и вопросам подготовки имамов. Муфтий был также обвинен в том, что он не координирует свою деятельность с Советом алимов, препятствует проведению бухгалтерской ревизии Духовного управления и собирается создать отдельное духовное управление для тюркоязычного, в основном кумыкского, населения республики. Достаточно очевидно, что столь острая критика Б. Исаева была продиктована, в первую очередь тем, что аварцы (самый крупный и наиболее религиозный этнос Дагестана) были недовольны кумыкским руководством в Духовном управлении и стремились его взять под собственный контроль. Б. Исаев был смещен с должности, а избранный съездом Совет алимов избрал новым муфтием аварца Саида-Ахмада Дарбишгаджиева, ректора мусульманского университета в Кизилюрте. С тех пор и вплоть до настоящего времени Духовное управление постоянно возглавляется и контролируется аварцами, составляющими согласно переписи 2002 г. 29,4% населения Дагестана. В 1992-1994 гг. отдельными этническими группами Дагестана предпринимались попытки оспорить его авторитет как единого духовного управления и создать этнические духовные управления: кумыкское, даргинское и лакское. Однако все они оказались неудачными, и в сентябре 1994 г. Духовное управление мусульман Дагестана (ДУМД) было официально признано единственным, законно представляющим интересы дагестанских мусульман.

Большинство дагестанских мусульман исповедует традиционный суннитский ислам шафиитского толка. Местный ислам глубоко пронизан суфизмом, который распространен сегодня в Дагестане в виде четырех тарикатов: накшбандия, шазилия, джазулия (ответвление братства шазилия) и кадирия.
В советское время тарикаты находились под запретом, шейхи-суфии были либо репрессированы, либо действовали подпольно. Так же подпольно осуществлялась передача разрешений на распространение того или иного тариката от шейха к ученикам. Часто при передаче либо было очень мало свидетелей, либо их не было вовсе. Впоследствии в 1990-е годы это привело к появлению многочисленных шейхов, а так же к взаимным обвинениям шейхов в неправильном получении и в том, что шейхи-оппоненты не являются настоящими.

Сегодня самый влиятельный шейх Дагестана — аварец Саид-эфенди Чиркеевский. Он учит по трем тарикатам: накшбандия, шазилия и джазулия. До того, как стать шейхом, он был простым чабаном. Его мюриды (последователи) контролируют Духовное управление мусульман Дагестана, мусульманские радио – и телепередачи, мусульманскую периодику. Хотя среди последователей Саида-эфенди есть представители различных национальностей, но заметно преобладают аварцы. Сращивание ответвления (вирда) Саида-эфенди с Духовным управлением произошло в 1996 г., когда главой ДУМД стал бывший зубной врач Саид-Магомед Абубакаров. Это был неординарный человек, талантливый оратор и проповедник. Он сумел заметно поднять авторитет Духовного управления и превратить его в самостоятельную силу, независимую от властей. Он завершил аваризацию руководства Духовного управления и мечетей Махачкалы, где раньше доминировали кумыки. Если учесть, что в то время в политической жизни Дагестана доминировали даргинцы (председателем Государственного Совета республики был Магомед-Али Магомедов, а мэром Махачкалы – Саид Амиров), аварцы, руководившие Дагестаном всю вторую половину 20-го века вплоть до начала 1990-х гг., получили религиозную сферу в качестве определенной компенсации. Таким образом, с одной стороны С.-М. Абубакаров оппонировал светской власти, добиваясь для ислама статуса официальной религии в республике, а с другой активно и решительно боролся с нараставшим движением мусульманских фундаменталистов, называемых на Северном Кавказе «ваххабитами». В августе 1998 г. машина муфтия была взорвана фугасом, подложенным под въездом во двор Центральной мечети Махачкалы, где в то время шел ремонт. С.-М. Абубакаров скончался на месте. Его убийцы так никогда и не были найдены. Как осторожно отмечал бывший секретарь Совета безопасности Дагестана Магомед Толбоев, убийство муфтия было попыткой столкнуть два направления в исламе, сторонников суфизма и фундаментализма «внутренними силами в республике».

Осенью 1998 г. новым муфтием Дагестана был избран Ахмад-хаджи Абдуллаев. Он обладает меньшим авторитетом, чем его предшественник, а поэтому менее независим и более послушен властям. ДУМД по-прежнему фактически подчинено окружению шейха Саида-эфенди, к которому принадлежит и А. Абдуллаев, но ключевой фигурой в окружении шейха, по мнению экспертов, является отец покойного муфтия Хасмагомед Абубакаров. ДУМД не в состоянии контролировать все общины в республике и обладает лишь относительным влиянием. Духовному управлению не удалось создать строгой системы соподчинения, и имамы отдельных мечетей не подчиняются ему напрямую. Местный имам в каждом селении избирается его общиной. В соответствии с мусульманскими традициями ДУМД не вправе и не в силах вмешиваться в этот процесс. И хотя Духовное управление стремится играть в республике роль аналогичную той, которую играет Московская Патриархия в России, ему это не вполне удается. Отношения ДУМДа со светскими властями Дагестана носят достаточно противоречивый характер. Руководители Духовного управления постоянно декларируют отсутствие в исламе разделения между духовным и светским. Они не отрицают в перспективе построения в Дагестане «исламского государства», но говорят об этом скорее в формальном смысле, подчеркивая невозможность этого в настоящее время, «так как сейчас народ не подготовлен». Противостояние «ваххабитам» вынуждает ДУМД вести себя осторожно и поддерживать светскую власть, при этом его лидеры постоянно высказываются за расширение прав мусульманского духовенства и увеличение ему материальной поддержки со стороны государства. На деле ДУМД добивается не столько построения «исламского государства», сколько утверждения ислама в качестве привилегированной, обладающей де-факто официальным статусом религией в Дагестане. Духовное управление выдвигает конкретные требования к властям: выделение средств из республиканского бюджета на хадж в Мекку, объявление выходным днем пятницы, внесение изменений в телевизионное вещание и систему образования. ДУМД постоянно критикует правительство Дагестана за нерешительность в борьбе с «ваххабитами» и определенную терпимость, проявляемую по отношению к ним.
После того, как 20 февраля 2006 г. аварец Муху Алиев стал первым президентом Дагестана, отношения ДУМДа с государственными структурами республики заметно улучшились. Очевидно, что ДУМД является в Дагестане вполне самостоятельной и достаточно влиятельной силой, и в этом его отличие от духовных мусульманских управлений в других республиках Северного Кавказа и Поволжья, которые в большей степени контролируются местными республиканскими властями.

1

SHARES

Кавказ — Исламские исследования — Оксфордские библиографии

Введение

Кавказ относится как к горной цепи, которая физически разделяет Европу и Азию, так и к более крупному региону, состоящему из двух частей: Северный Кавказ в России; и Закавказье, или Южный Кавказ, включающий Грузию, Армению и Азербайджан. Северный Кавказ включает семь республик — Адыгею, Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию, Северную Осетию, Ингушетию, Чечню и Дагестан, а Южный Кавказ также включает три самопровозглашенных государства: Абхазию и Южную Осетию (в Грузии) и Нагорный Карабах ( в Азербайджане). Аджария, расположенная на границе с Турцией, безуспешно пыталась отколоться от Грузии. Этот регион является одним из самых разнообразно населенных в мире как в языковом, так и в религиозном отношении. Десятки этнических групп говорят на кавказских, индоевропейских и алтайских языках. Большинство жителей составляют мусульмане (преимущественно шииты в Азербайджане и сунниты на Северном Кавказе) с меньшим количеством русских и грузинских православных, армяно-григорианских христиан, католиков и христиан-протестантов, евреев и езидов. В 4 веке нашей эры сначала армяне, а затем и грузины обратились в христианство. В 7 веке Омейядский халифат установил контроль над Южным Кавказом, и многие жители современного Азербайджана приняли ислам. Северный Кавказ находился под влиянием тюркских хазар, знать которых обратилась в иудаизм в VIII веке. Примерно с начала 9до середины 11 века династия Багратидов правила Арменией и продолжала это делать с различной степенью автономии в Грузии до начала 19 века. К 10 веку на Южный Кавказ переселились первые тюркские поселенцы, а два века спустя за ними последовали монголы. Таким образом, к 14 веку сформировался особый азербайджано-турецкий язык. К 16 веку Кавказ был полем битвы между суннитской Османской империей и тюркской шиитской династией Сефевидов в Персии, а в течение 19 векаго века русские завоевали весь Кавказский регион. С 1918 по 1920 год (или 1921 год в случае Грузии) государства Южного Кавказа впервые в 20 веке были независимыми только для того, чтобы перейти под советский контроль.

Ознакомительные работы

Большинство вводных работ о Кавказе на английском языке были изданы либо в последние годы существования Советского Союза, когда становился все более заметным местный национализм, либо после окончания холодной войны в 1991 г., когда три государства Южного Кавказа обрели независимость, а территории либо в составе этих стран, либо России стремились к самоопределению. Ряд книг и статей о Центральной Азии включает Азербайджан из-за его тюркского происхождения, аналогичного преимущественно населенному мусульманами Туркменистану, Узбекистану, Казахстану, Кыргызстану и даже Синьцзяну, где преобладают китайцы, но не персидскому Таджикистану. King 2008 — первая общая история современного Кавказа, доступная на английском языке, и она очень удобочитаема. de Waal 2010 — лучший краткий обзор современной истории Южного Кавказа. Матвеева 2002 особенно полезна для понимания проблем, затрагивающих этнические меньшинства в регионе. Хотя несколько устаревший, Кертис 1995 — прекрасный источник для понимания проблем первых лет независимости. Van der Leeuw 2000 — единственная общая история Азербайджана на английском языке, а Lang 1981 — хороший учебник по армянскому народу и культуре. Redgate 1998 отлично подходит для изучения древней и средневековой истории, а Walker 1991 — отличный учебник по Нагорному Карабаху. Suny 1996 представляет наиболее полный отчет об истории региона Южного Кавказа.

• Кертис, Гленн Э. Армения, Азербайджан и Грузия: страновые исследования . Вашингтон, округ Колумбия: Федеральный исследовательский отдел, Библиотека Конгресса, 1995.

  Эта книга является частью серии региональных справочников, спонсируемой Министерством армии США.

• де Вааль, Томас. Кавказ: введение . Oxford: Oxford University Press, 2010.

  Отличный обзор и анализ событий на Южном Кавказе с акцентом на современность.

• Кинг, Чарльз. Призрак свободы: История Кавказа . New York: Oxford University Press, 2008.

  Это первая общая история современного Кавказа с начала российского вторжения в регион до настоящего времени.

• Ланг, Дэвид Маршалл. Армяне: народ в изгнании . Лондон: Анвин Хайман, 1981.

  Краткий обзор армянского народа и культуры.

• Матвеева Анна. Южный Кавказ: национализм, конфликты и меньшинства . London: Minority Rights Group International, 2002.

  Краткое исследование истории и политики трех независимых государств, отколовшихся регионов и этнических меньшинств.

• Редгейт, А.Е. Армяне . Oxford: Blackwell, 1998.

  Обзор истории армянского народа с акцентом на древние и средневековые времена.

• Сани, Рональд Григор, изд. Закавказье, национализм и социальные перемены: Очерки истории Армении, Азербайджана и Грузии . Изд. ред. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996.

  Этот том, отредактированный выдающимся ученым региона, является единственным отчетом на английском языке обо всем Южном Кавказе с древних времен до наших дней.

• Ван дер Леу, Чарльз. Азербайджан: В поисках идентичности . Нью-Йорк: Сент-Мартинс, 2000.

  Это единственная общая история Азербайджана на английском языке с древнейших времен до наших дней.

• Уокер, Кристофер Дж., изд. Армения и Карабах: борьба за единство . London: Minority Rights Publications, 1991.

  Автор объясняет, как проблема Нагорного Карабаха стала важным фактором национальной политики Армении и армянской диаспоры.

наверх

Пользователи без подписки не могут видеть весь контент на
эта страница. Пожалуйста, подпишитесь или войдите.

Как подписаться

Oxford Bibliographies Online доступен по подписке и с бессрочным доступом к учреждениям. Чтобы получить дополнительную информацию или связаться с торговым представителем Oxford, нажмите здесь.

Кабель Кеннана № 17: Другой российский трубопровод: миграция и радикализация на Северном Кавказе

МОСКВА, РОССИЯ: Сотрудники МВД России стоят на страже, когда мусульмане посещают массовую молитву Курбан-Байрам в Москве, 4 октября 2014 г. ( Рейтер)

Сегодня более 2000 боевиков из России находятся на полях сражений в Сирии и Ираке, сражаясь на стороне Исламского государства. в России, которая растет с 1990-х годов. Сейчас многие россияне связывают мусульманское население Северного Кавказа с экстремизмом и терроризмом. Это мнение не лишено оснований: Северный Кавказ уже более двух десятилетий раздирают войны, террор и жестокие репрессии со стороны государства. Но история территории связана с быстрыми социальными изменениями не меньше, чем с конфликтами. Политика российского государства за последние два десятилетия во многом способствовала формированию сегодняшнего потока радикализированных экстремистов с Северного Кавказа, которые распространились по России и за ее пределы в зоны боевых действий на Ближнем Востоке.

Когда 25 лет назад распался Советский Союз, население почти всего исламского юга постсоветского пространства по-прежнему проживало в традиционных сельских общинах. Чечня, Дагестан, Ингушетия и другие территории Северного Кавказа урбанизировались одними из последних регионов России. Процессы урбанизации, которые часто занимают поколения, сжались здесь в два коротких и бурных десятилетия.

Это разрушение вынудило тысячи молодых мужчин и женщин из сельских горных деревень прямо в двадцать первый век, противоречащий их традиционному образу жизни, в котором мало что изменилось со времен Средневековья. Из горных деревень Кавказа, движимые нуждой, многие уехали в крупные городские и промышленные центры России и других стран, чтобы стать дальнобойщиками, разносчиками, торговцами, строителями, нефтяниками, бандитами, предпринимателями, дантистами, проповедниками и набожными джихадистами. Они сформировали в значительной степени невидимые транснациональные сети мигрантов, которые покинули свою древнюю родину и образ жизни, присоединившись к современной эпохе — а в некоторых случаях и к международным центрам или движениям джихада — одним махом.

События, которые вызвали и продолжают вызывать эти движения, плохо изучены. Тем не менее, мы должны понять их, если хотим понять более масштабные события в этой части мира, включая растущее число истребителей из этого региона, готовых нанести удар по России и за ее пределами.

Я провел семь лет в поле, живя среди этих популяций – как уехавших, так и оставшихся, исследуя трансформацию и миграцию на очень сложном и этнически разнообразном Северном Кавказе, а также в некоторых крупных российских городах, к северу от Западной Сибири (основной нефтедобывающий район страны) и Турции. Эта статья представляет собой краткое изложение некоторых моих выводов.

Перемещение, миграция и религия

Первым фактором миграции с Северного Кавказа был экономический характер. Мигранты покидали свои сельские общины, чтобы работать в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах, двух нефтедобывающих районах России на севере Тюменской области. Они также выезжали в крупные города, где могли зарабатывать на жизнь и где до недавнего времени не сталкивались с особым преследованием за свои религиозные убеждения. Почти 200 000 дагестанцев, чеченцев и ингушей живут и работают в нефтедобывающих районах Западной Сибири, где добывается половина российских углеводородов. Здесь также много мигрантов из постсоветской Средней Азии – узбеков, таджиков и кыргызов. Всего в поисках работы из родных мест выехало до миллиона чеченцев и ингушей, одного миллиона дагестанцев, полумиллиона кабардинцев, черкесов, карачаевцев и балкарцев (всего около 2,5 миллиона).

Экономика была не единственным двигателем движения населения. Межэтнический конфликт 1992 года в Северной Осетии вынудил тысячи ингушей покинуть свои дома. Войны 1994 и 1999 годов в Чечне привели к перемещению еще сотен тысяч человек. Если учесть аналогичную миграцию из сельских районов в города из Поволжья, Закавказья и Средней Азии, которые до сих пор являются частью единого экономического пространства с Россией, то все это складывается в миллионы «новых горожан», покинувших сельские районы России. бывшего Советского Союза в большие и малые города, прежде всего в Россию.

Эти вынужденные переселенцы, оторванные от своих домов и традиций, часто обращались к исламу, чтобы соединиться со своим прошлым, восстановить свою идентичность и создать сообщество. Это растущее исламское возрождение набирало силу как в деревнях, так и среди общин, рассеявшихся в поисках работы.

Правоохранительные органы в регионах с исламским населением (будь то в самой России или в новых независимых постсоветских государствах) начали преследование салафитов, или мусульман с фундаменталистскими религиозными убеждениями. Их иногда называли «новыми мусульманами», которые не следовали за так называемым «официальным духовенством» или старыми «советскими имамами», которые были верны Москве и в которые традиционно активно проникали службы государственной безопасности. Серьезную конкуренцию последним составили новые салафитские имамы.

Что еще более важно, центральное правительство, а также региональные власти рассматривали это растущее сообщество верующих как угрозу государственной власти. Некоторые из новых исламских лидеров получили религиозное образование за границей. Некоторые исламские центры в России финансировались из-за рубежа. Власти опасались, что приверженность тому, что они считали радикальным исламом, приведет к приверженности сепаратистским идеям или радикальным террористическим движениям. Этот страх только усилился с опытом двух чеченских войн и других конфликтов на Кавказе.

Государство атакует исламское возрождение с двух фронтов

Когда государство, как центральное, так и региональное, начало противостоять угрозе, которую оно исходило от ислама для государственной власти, оно использовало два основных инструмента. Во-первых, они полагались на использование и злоупотребление правоохранительными органами и службами безопасности для убийства, ареста и запугивания как местных лидеров, так и верующих. Во-вторых, они ввели законы и пропаганду, чтобы заклеймить определенные направления ислама и их верующих как экстремистов. Комбинация двух стратегий привела к желаемому эффекту уменьшения или ликвидации власти и влияния некоторых лидеров, но также имела некоторые непредвиденные последствия.

Например, с 2003 года общественные активисты, выступающие против коррупции и нарушения земельных прав, а также ратующие за право исповедовать ислам в соответствии со своими убеждениями, часто попадают в списки «неблагонадежных» граждан. Некоторые из них оказались в криминальных списках «разыскиваемых» и находятся под следствием по подозрению в нарушении тех же статей Уголовного кодекса, что и радикальные исламистские боевики. Нахождение в одном из этих списков означает задержания, допросы с применением пыток, похищения со стороны сотрудников правоохранительных органов, в том числе похищения с целью получения выкупа.

Типичная тактика правоохранительных органов России и Средней Азии — подбрасывание наркотиков и боеприпасов при обыске домов и машин «новых мусульман». Затем жертв арестовывают, и им предоставляется выбор между длительным тюремным заключением или выкупом свободы[ii]… а вместе с этим и возможностью покинуть страну.

Часто, если известный исламский активист находится за пределами страны, правоохранительные органы организуют внезапный обыск в доме этого человека, где подложена ручная граната или боеприпасы. Сообщение простое: «Не возвращайтесь, или мы посадим вас за решетку». В результате репрессий против набожных исламских общин Россия создает новые потоки политической и религиозной эмиграции, если не беженцев.

Второй фронт государства, направленный против набожных мусульман, находится в сфере риторики и права. Российское государство все чаще идентифицирует внутренних противников, особенно исламских активистов или священнослужителей, как агентов международного терроризма или иностранных спецслужб. Эта тактика появилась, особенно против исламских диссидентов, в дни, предшествовавшие Второй чеченской войне в 1999 году. Недавние законы об экстремизме позволяют властям очень легко заклеймить любое убеждение, человека, письмо или группу как экстремистские.

Навешивание ярлыков на лиц и организации как на террористов или экстремистов в некоторых случаях достигло абсурдных масштабов. В одном иске предлагалось признать загородное дачное товарищество в Дагестане экстремистской организацией, поскольку кто-то из авторитетных лиц хотел завладеть имуществом.

В последние годы Кремль зашел еще дальше в своей террористической риторике против исламских оппонентов. Они ссылаются на многих уроженцев Северного Кавказа на полях сражений за ИГИЛ. Они указывают на военных лидеров «Имарата Кавказ» (воинствующей джихадистской организации, заявленной целью которой является создание в регионе независимого эмирата на основе исламских религиозных принципов), принесших публичные присяги на верность Абу Бакру аль-Багдади, главе ИГИЛ. Эти события облегчают кремлевским пропагандистам создание правдоподобного повествования о войне героических российских вооруженных сил и спецслужб против сил радикального ислама.

Однако российские спецслужбы и армия не ограничивают риторику террора иностранными боевиками за границей или настоящими экстремистами дома. Они используют ту же риторику против исламских активистов или групп, которые государство считает представляющими угрозу его политическим или экономическим интересам.

Российские мусульмане, экономические мигранты и традиционные общины стали свидетелями того, как реакция российского государства на их исламское пробуждение переросла в кампанию политического террора. Собственные опасения российского государства (и общества) и реакция на пробуждение ислама, одной из четырех традиционных религий Российской империи, породили тех самых радикалов, которых они опасались. Он создал вооруженное подполье дома и трубопровод из моджахедов (религиозных бойцов) в Турцию, Сирию и земли, контролируемые ИГИЛ. В свою очередь, ИГИЛ построило и поддерживает вербовочную сеть на Кавказе и в Центральной Азии.

Развенчивание мифов об исламском экстремизме в России

Российское государство использует три мифа, чтобы предположить, что оно борется с международным терроризмом, тогда как на самом деле оно занимается чем-то совершенно другим.

Миф 1: Российские силовые структуры на Северном Кавказе ведут борьбу исключительно с террористами.

Москва направила свои внутренние антитеррористические усилия на очень разнообразную группу российских граждан на Северном Кавказе. Список предполагаемых экстремистов и террористов включает чеченских националистов времен Первой чеченской войны (1994–1996 гг.), джихадистов Второй чеченской войны (1999–2009 гг.), а теперь претендует на борьбу с радикальными исламскими террористами по всему региону.

Как описано выше, неизбирательная тактика российской армии и силовых структур привела к тому, что многие мусульмане и общественные деятели в этих регионах опасались преследований и пыток со стороны как армии, так и правоохранительных органов. Они ушли в подполье, многие погибли в ходе контртеррористических операций, проводимых местными правоохранителями, внутренними войсками и подразделениями специального назначения, многие из которых использовали армейскую бронетехнику и крупнокалиберное вооружение.

Война российского государства с исламским пробуждением в регионе демонстрирует, что проблема в основном заключается в сохранении политического контроля. Не обязательно быть убеждённым джихадистом, чтобы стать мишенью государства: зачастую достаточно пойти в «неправильные мечети» или не продемонстрировать достаточную лояльность «официальным» муфтиятам северокавказских республик. Несоблюдение утвержденной государством версии ислама и исламских лидеров может привести и приводит к обвинению в экстремизме, что дает правоохранителям и службам безопасности право реагировать соответствующим образом.

Миф 2 : Исламисты-фундаменталисты из-за рубежа являются основным фактором радикализации мусульман на Северном Кавказе и в других регионах России.

Одним из наиболее распространенных оправданий, используемых российскими государственными и местными властями в борьбе с нетрадиционным исламом, является заявление о том, что иностранные силы привносят в Россию радикальные течения ислама.

Это правда, что иностранные исламские страны, в том числе Саудовская Аравия, поддерживали студентов из региона в изучении ислама за границей и направляли учителей в регион. Возрождение ислама, сопровождавшее новые свободы и экономические трудности XIX века.90-е годы подстегнули растущее соперничество с утвержденными государством имамами.

Со временем, по мере повторной централизации политической власти в России, власти от Москвы до регионов приняли тактику вытеснения противников из игры, а не соперничества с ними. Это можно сделать разными способами. Например, отдельного деятеля с очевидным лидерским потенциалом можно арестовать, а его организацию привлечь к уголовной ответственности. Так случилось и с Михаилом Ходорковским. Однако в отношении социальных, этнических и религиозных групп проще было обвинить их в экстремизме. Москва всегда была готова игнорировать конституционные нарушения в обмен на продемонстрированную лояльность региональной власти. Самый яркий пример – принятие закона в Дагестане от 22 сентября 19 г. № 99 «О запрещении ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Дагестана», что открыло путь к преследованию групп граждан по идеологическим и религиозным мотивам. Эксперты-правоведы утверждают, что закон противоречит Конституции России. Тем не менее, он фактически дал полную свободу действий местным и федеральным военным и службам безопасности для проведения политически мотивированных расследований и фактически установил режим политического террора.

К началу 2000-х постсоветские элиты на Северном Кавказе устранили большую часть своей конкуренции за власть, обвинив своих политических и религиозных соперников в экстремизме и терроризме. В результате образовался силовой треугольник, состоящий из (1) региональных властей, (2) администрации президента России и (3) ФСБ (наследница КГБ) и других спецслужб. В рамках этой системы инсайдеры получают доступ к деньгам, власти, иммунитету от судебного преследования и власти покровительства. Все остальные сталкиваются с политической и экономической дискриминацией. Тех, кто сопротивляется политически или в мечети, вытесняют «в лес» — эвфемизм для присоединения к вооруженному подполью, существующему в лесных массивах у сел на Северном Кавказе и на конспиративных квартирах в городах.

Злоупотребление полномочиями безопасности оказалось наиболее выгодным для тех, кто связан с государством: один час контртеррористической операции может стоить около 1 миллиона долларов США. родственников иногда заставляют платить выкуп, чтобы получить тела своих близких, погибших в ходе контртеррористических операций, для надлежащего захоронения.

Когда те, кто радикализируется, действительно уходят «в лес», чтобы взяться за оружие и применить тактику террора, такую ​​как взрывы террористов-смертников или кризисы с заложниками в школах, театрах или больницах, тогда более широкое общество становится только более подозрительным к отдельным людям из региона и исламской веры. Таким образом, государство обеспечивает народную легитимность для подавления тех самых радикалов, которых они помогли создать.

Миф 3. Все мусульмане, покинувшие Россию и другие постсоветские страны, являются экстремистами и террористами, поддерживающими идеологию ИГИЛ и готовыми бороться за нее.

Российские официальные источники продвигают этот миф, и многие мусульмане с удивлением обнаруживают свои имена в списках разыскиваемых боевиков Исламского государства, проводя отпуск в Турции или учась в университете Аль-Азхар в Египте.

За последние 25 лет многие мусульмане уехали из России на учебу в Турцию, Сирию, ОАЭ, Египет. Некоторые предпочли остаться в этих мусульманских странах, другие хотели бы вернуться домой, но опасаются преследований. Некоторых исламских активистов предупреждают не возвращаться и угрожают арестом. В последние два-три года резко возросло число исламских активистов, уезжающих в Турцию, Египет и Украину. Это происходит в результате усиления давления со стороны правоохранительных органов — не только в России, но и в других постсоветских странах с большим мусульманским населением. Большое количество таких политэмигрантов (от нескольких сотен до нескольких тысяч) оказывается в Турции. Многие, если не большинство, из них — люди, всегда выступавшие против насилия.

Еще одна группа мусульман, насчитывающая несколько сотен человек, уехала воевать в Сирию на стороне оппозиционных сил, таких как Джабхат ан-Нусра и других исламских фронтов. Они являются членами северокавказского вооруженного подполья, связанного с «Имаратом Кавказ», объявленным Доккой Умаровым в 2007 году региональным отделением «Аль-Каиды». Большинство из них вышли из боевых действий в 2014 году, когда ИГИЛ объявило о создании халифата и потребовало присяги от всех боевиков, но некоторые остались воевать на стороне «Джабхат ан-Нусры». Они активно помогают вдовам боевиков, которые пытаются выбраться из районов, находящихся под контролем ИГИЛ, или когда им нужна финансовая помощь после успешного ухода из этих районов.

Есть еще отдельные истории. Некоторые боевики-мусульмане, отправившиеся воевать в Сирию, не смогли добраться до ИГИЛ и решили переехать в другое государство региона. Некоторые разочаровались в ИГИЛ и сумели бежать в Турцию, Египет или другие страны. Эти разочарованные бойцы, хотя и немногочисленные, могут оказаться очень эффективными источниками контрпропаганды против ИГИЛ.

И, наконец, 2000 россиян, уехавших с единственным намерением воевать за ИГИЛ. Чаще всего они представляют второе поколение. Некоторые из их родителей были теми, кто уехал из обедневших деревень на Северном Кавказе или в Средней Азии, чтобы найти работу в крупных российских городах и на севере Западной Сибири. У некоторых из родителей были средства, чтобы отправить их учиться в вузы Москвы, Санкт-Петербурга, Махачкалы (в Дагестане) и других. Это второе поколение мусульман с Северного Кавказа и других регионов, в течение многих лет подвергавшееся давлению со стороны российского государства и мифам, оказалось богатым источником вербовщиков и сообщений ИГИЛ.

Новобранцы ИГИЛ из России часто не имеют ничего общего с проектом «Аль-Каиды» «Имарат Кавказ». И нередко это славяне, принявшие ислам.

Заключение

Необходимы дальнейшие исследования, чтобы понять, как именно российская государственная политика и действия службы безопасности помогли создать тех самых исламских радикалов, которых они боялись. Но такое исследование было бы неполным без изучения более крупного социального вклада в проблему, в частности, экономических потрясений и вынужденной миграции огромного числа людей из их родных деревень.

Теперь мы можем понять, что российская государственная пропаганда рисует картину иностранного вторжения радикального ислама, который навел ужас на Россию и теперь привлекает самых опасных радикалов для борьбы за границей. Но на самом деле радикальный ислам в России, в той мере, в какой он существует, — это результат многолетней репрессивной российской политики на местном и федеральном уровнях, которая сначала толкала отчаявшихся людей «в лес», а теперь толкает разных людей (ветеран Русские мусульмане, городские мусульмане во втором поколении и новообращенные этнические русские) по построенному Россией трубопроводу на поля сражений Ближнего Востока.