«Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве?» Кудряш. Действие первое. Явление третье.
«Одно слово: воин!»
Шапкин. Действие первое. Явление третье.
«Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то! Все на меня как-то дико смотрят, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак.» Борис Григорьевич. Действие первое. Явление третье.
«Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной, не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич, городничему отвечал? Городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочет. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, говорит, Савел Прокофьевич, рассчитывай ты на мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!» Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу, да и говорит: «Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами о таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо!» Вот как, сударь! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных прекрасных таких, сударь приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нём нет, обличье-то человеческое истеряно. А те им, за малую благостыню, на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних. И начинается у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся-судятся здесь, да в губернию поедут, а там уж их и ждут да от радости руками плещут. Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается: водят их, водят, волочят их, волочят; а они ещё и рады этому волочению, того только им и надобно.» Монолог Кулигина. Действие первое. Явление третье.
«Жаль его разочаровывать-то! Какой хороший человек! Мечтает себе и счастлив. А мне, видно, так и загубить свою молодость в этой трущобе. Уж ведь совсем убитый хожу, а тут еще дурь в голову лезет! Ну, к чему пристало! мне ли уж нежности заводить? Загнан, забит, а тут еще сдуру-то влюбляться вздумал. Да в кого! В женщину, с которой даже и поговорить-то никогда не удастся. (Молчание.)
А всё-таки нейдёт она у меня из головы, хоть ты что хочешь. Вот она! Идет с мужем, ну и свекровь с ними! Ну не дурак ли я! Погляди из-за угла, да и ступай домой.
(Уходит.)
«
Монолог Бориса Григорьевича. Действие первое. Явление четвертое.
«Поверила бы я тебе, мой друг, кабы своими глазами не видала, да своими ушами не слыхала» Марфа Игнатьевна Кабанова (Кабаниха). Действие первое. Явление пятое.
«Ведь от любви родители и строги-то, все думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится.» Марфа Игнатьевна Кабанова (Кабаниха). Действие первое. Явление пятое.
«Знай свое дело — молчи, коли уж лучше ничего не умеешь.» Варвара. Действие первое. Явление шестое.
«Отчего люди не летают! Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет
бежать.)(вздыхая)
. Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем. Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много, много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы, — у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было! А здесь все как будто из-под неволи. И до смерти я любила в церковь ходить! Точно бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно, как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит в дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану, — у нас тоже везде лампочки горели, — да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чём плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня была довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то. Я умру скоро. Нет, я знаю, что умру. Ох, девушка, что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то! Никогда со мной этого не было. Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или… уж и не знаю. Варя, быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх, такой-то на меня страх! Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что.
(Хватается за голову рукой.)
Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду. Думать стану — мыслей никак не соберу, молиться — не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие. И то мне представляется, что мне самое себя совестно сделается. Что со мной? Перед бедой перед какой-нибудь это! Ночью, Варя, не спится мне, все мерещится шепот какой-то: кто-то так ласково говорит со мной, точно голубит меня, точно голубь воркует. Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские деревья да горы: а точно меня кто-то обнимает так горячо-горячо, и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду… Да что же это я говорю тебе: ты — девушка. Ну что ж мне говорить? Стыдно мне. Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы. И такая мысль придет на меня, что, кабы моя воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись… Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько я, бедная, плакала, чего уж я над собой не делала! Не уйти мне от этого греха. Никуда не уйти. Ведь это нехорошо, ведь это страшный грех, Варенька, что я другого люблю? Что же мне делать! Сил моих не хватает. Куда мне деваться; я от тоски что-нибудь сделаю с собой!»
Монолог Катерины. Действие первое. Явление седьмое.
«Я хуже тебя.» Варвара. Действие первое. Явление седьмое.
«Что мне тебя судить! У меня свои грехи есть.» Варвара. Действие первое. Явление седьмое.
«Что смеетесь? Не радуйтесь! (Стучит палкой.)
Все в огне гореть будете неугасимом. Все в смоле будете кипеть неутолимой!
(Уходя.)
Вон, вон куда красота-то ведет.
(Уходит.)
«
Барыня. Действие первое. Явление восьмое.
«Чего сама-то боится, тем и других пугает» Варвара. Действие первое. Явление девятое.
«Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я являюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, — вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!» Катерина. Действие первое. Явление девятое.
«Суди меня, судья неправедный!» Феклуша. Действие второе. Явление первое.
«Варвара
. Что же ты? Неужто не любила никого?
Катерина
. Нет, смеялась только.»
Действие второе. Явление первое.
«И я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало.» Варвара. Действие второе. Явление второе.
«Разве я хочу об нем думать; да что делать, коли из головы нейдет.» Катерина.
Действие второе. Явление второе.
«Не разберу я тебя, Катя! То от тебя слова не добьешься, не то что ласки; а то так сама лезешь.» Тихон Иваныч Кабанов. Действие второе. Явление
четвертое
.
«Дальние проводы — лишние слезы.» Марфа Игнатьевна Кабанова (Кабаниха). Действие второе. Явление пятое.
«Ну, теперь тишина у нас в доме воцарится. Ах, какая скука! Хоть бы дети чьи нибудь! Эко горе! Деток-то у меня нет: все бы я сидела с ними да забавляла их. Люблю очень с детьми разговаривать, — ангелы ведь это. (Молчание.)
Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы я невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка.
(Задумывается.)
А вот что сделаю: я начну работу какую-нибудь по обещанию; пойду в гостиный двор, куплю холста, да и буду шить белье, а потом раздам бедным. Они за меня Богу помолят. Вот и станем шить с Варварой, и не увидим, как время пройдет; а тут Тиша приедет.»
Монолог Катерины. Действие второе. Явление восьмое.
«(одна, держа ключ в руках).
Что она это делает-то? Что она только придумывает? Ах, сумасшедшая, право, сумасшедшая! Вот погибель-то! Вот она! Бросить его, бросить далеко, в реку кинуть, чтобы не нашли никогда. Он руки-то жжет, точно уголь.
(Подумав.)
Вот так-то и гибнет наша сестра-то. В неволе-то кому весело! Мало ли что в голову-то придет. Вышел случай, другая и рада: так, очертя голову, и кинется. А как же это можно, не подумавши, не рассудивши-то! Долго ли в беду попасть! А там и плачься всю жизнь, мучайся; неволя-то еще горчее покажется.
(Молчание.)
А горька неволя, ох, как горька! Кто от неё не плачет! А пуще всех мы, бабы. Вот хоть я теперь! Живу, молюсь, просвету себе не вижу! Да и не увижу, знать! Что дальше, то хуже. А теперь еще этот грех-то на меня.
(Задумывается.)
Кабы не свекровь!.. Сокрушила она меня… от нее мне и дом-то опостылел; стены-то даже противны.
(Задумчиво смотрит на ключ.)
Бросить его? Разумеется, надо бросить. И как это он ко мне в руки попал? На соблазн, на пагубу мою.
(Прислушивается.)
Ах, кто-то идет. Так сердце и упало.
(Прячет ключ в карман.)
Нет!.. Никого!.. Что я так испугалась! И ключ спрятала… Ну, уж знать там ему и быть! Видно, сама судьба того хочет! Да какой же в этом грех, если я взгляну на него раз, хоть издали-то! Да хоть и поговорю-то, так все не беда! А как же я мужу-то!.. Да ведь он сам не захотел. Да может, такого случая-то еще во всю жизнь не выйдет. Тогда и плачься на себя: был случай, да не умела пользоваться. Да что я говорю-то, что я себя обманываю? Мне хоть умереть, да увидеть его. Перед кем я притворяюсь то!.. Бросить ключ! Нет, ни за что на свете! Он мой теперь… Будь что будет, а я Бориса увижу! Ах, кабы ночь поскорее!..»
МонологКатерины. Действие второе. Явление десятое.
«Ну, ты не очень горло-то распускай! Ты найди подешевле меня! А я тебе дорога! Ступай своей дорогой, куда шел.» Марфа Игнатьевна Кабанова (Кабаниха). Действие третье. Явление второе.
«Ну так что ж, что я воин? Ну, что ж из этого?» Савел Прокофьевич Дикой. Действие третье. Явление второе.
«Разговори меня, чтобы у меня сердце прошло. Ты только одна во всем городе умеешь меня разговорить.» Савел Прокофьевич Дикой. Действие третье. Явление второе.
«Ах ты, Господи! Хоть бы одним глазком взглянуть на нее! В дом войти нельзя: здесь незваные не ходят. Вот жизнь-то! Живем в одном городе, почти рядом, а увидишься раз в неделю, и то в церкви, либо на дороге, вот и все! Здесь что вышла замуж, что схоронили — все равно. (Молчание.)
Уж совсем бы мне ее не видать: легче бы было! А то видишь урывками, да еще при людях; во сто глаз на тебя смотрят. Только сердце надрывается. Да и с собой-то не сладишь никак. Пойдешь гулять, а очутишься всегда здесь, у ворот. И зачем я хожу сюда? Видеть ее никогда нельзя, а еще, пожалуй, разговор какой выйдет, и ее-то в беду введешь. Ну, попал я в городок!»
Монолог Бориса Григорьевича. Действие третье. Сцена 1-я. Явление третье.
«Вот какой, сударь у нас городишко! Бульвар сделали, не гуляю. Гуляю только по праздникам, и то один вид делают, что гуляют, а сами ходят туда наряды показывать. Только пьяного приказного и встретишь, из трактира домой плетется. Бедным гулять, сударь, некогда, у них день и ночь работа. И спят-то всего часа три в сутки. А богатые то что делают? Ну, что бы, кажется, и мне гулять, не дышать свежим воздухом? Так нет. У всех давно ворота, сударь, заперты и собаки спущены. Вы думаете, они дело делают, либо Богу молятся? Нет, сударь. И не от воров они запираются, а чтоб люди не видали, как они своих домашних едят поедом да семью тиранят. И что слез льется за этими запорами, невидимых и неслышимых! Да что вам говорить, сударь! По себе можете судить. И что, сударь, за этими замками разврату темного да пьянства! И все шито да крыто — никто ничего не видит и не знает, видит только один Бог! Ты, говорит, смотри в людях меня да на улице, а до семьи моей тебе дела нет; на это, говорит, у меня есть замки, да запоры, да собаки злые. Семья, говорит, дела тайное, секретное! Знаем мы эти секреты-то! От этих секретов-то, сударь, ему только одному весело, а остальные — волком воют. Да и что за секрет? Кто его не знает! Ограбить сирот, родственников, племянников, заколотить домашних так, чтобы ни об чем, что он там творит, пикнуть не смели. Вот и весь секрет. Ну, да Бог с ним! А знаете, сударь, кто у нас гуляет? Молодые парни да девушки. Так эти у сна воруют часик, другой, ну и гуляют парочками.» Кулигин. Действие третье. Сцена 1-я. Явление третье.
«Я вас люблю, сударь, и на всякую вам услугу готов, а на этой дорожке вы со мной ночью не встречаетесь, чтобы, сохрани Господи, греха какого не вышло.» Ваня Кудряш. Действие третье. Сцена 2-я. Явление второе.
«Уговор лучше денег.» Ваня Кудряш. Действие третье. Сцена 2-я. Явление второе.
«Легко сказать — бросить! Тебе это, может быть, все равно; ты одну бросишь, а другую найдешь. А я не могу этого! уж я коли полюбил…» Борис Григорьевич. Действие третье. Сцена 2-я. Явление второе.
«Мне только бы видить ее где-нибудь, мне больше ничего не надо.» Борис Григорьевич. Действие третье. Сцена 2-я. Явление второе.
«Лучше б мне не видать вас!» Борис Григорьевич. Действие третье. Сцена 2-я. Явление третье.
«Как же я могу хотеть вашей погибели, когда люблю вас больше всего на свете, больше самого себя!» Борис Григорьевич. Действие третье. Сцена 2-я. Явление третье.
«Я и не знал, что ты меня любишь.» Борис Григорьевич. Действие третье. Сцена 2-я. Явление третье.
«Да уж как ни прячься! Коли кому на роду написано, так никуда не уйдешь.» Женщина. Действие четвертое. Явление четвертое.
«Чужая душа потемки.» Марфа Игнатьевна Кабанова (Кабаниха). Действие четвертое. Явление четвертое.
«Что прячешься! Нечего прятаться! Видно, боишься: умирать-то не хочется! Пожить хочется! Как не хотеться! видишь, какая красавица! Ха, ха, ха! Красота! А ты молись Богу, чтобы отнял красоту-то! Красота-то ведь погибель наша! Себя погубишь, людей соблазнишь, вот тогда и радуйся красоте-то своей. Много, много народу в грех введешь! Это Вертопрахи’ на поединке выходят, шпагами колят друг друга. Весело! Старики старые, благочестивые, об смерти забывают, соблазняются на красоту-то! А кто отвечать будет? За все тебе отвечать придется. В омут лучше с красотой-то! Да скорей, скорей! Куда прячешься, глупая! От Бога-то не уйдешь! Все в огне гореть будете в неугасимом! (Уходит.)
» ____________________________ ‘ В е р т о п р`а х — легкомысленный, ветреный человек.
Барыня. Действие четвертое. Явление шестое.
«Нет, постой! Уже на что еще хуже этого. Убить ее за это мало. Вот маменька говорит — ее надо живую в землю закопать, чтобы она казнилась! А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на неё, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест, а она как тень какая ходит, безответная. Только плачет да тает как воск. Вот я и убиваюсь, глядя на нее.» Тихон Иваныч Кабанов. Действие пятое. Явление первое.
«Вы бы простили ей да и не поминали никогда. Сами-то, чай, тоже не без греха!» Кулигин. Действие пятое. Явление первое.
«Пора бы уж вам, сударь, своим умом жить.» Кулигин. Действие пятое. Явление первое.
«Врагам-то прощать надо, сударь!» Кулигин. Действие пятое. Явление первое.
«Нет, нигде нет! Что-то он теперь, бедный, делает? Мне только проститься с ним, а там… а там хоть умирать. За что его в беду ввела? Ведь мне не легче от того! Погибать бы мне одной! А то себя погубила, его погубила, себе бесчестье, ему вечный покор! Да! Себе бесчестье, ему вечный покор. (Молчание.)
Вспомнить бы мне, что он говорил-то? Как он жалел-то меня? Какие слова-то говорил?
(Берет себя за голову.)
Не помню, все забыла. Ночи, ночи мне тяжелы! Все пойдут спать, и я пойду; всем ничего, а мне как в могилу. Так страшно в потемках! Шум какой-то сделается, и поют, точно кого хоронят; только так тихо, чуть слышно, далеко, далеко от меня… Свету-то так рада сделаешься! А вставать не хочется, опять те же люди, те же разговоры, та же мука. Зачем они так смотрят на меня? Отчего это нынче не убивают? Зачем так сделали? Прежде, говорят, убивали. Взяли бы, да и бросили меня в Волгу; я бы рада была. «Казнить-то тебя, говорят, так с тебя грех снимется, а ты живи да мучайся своим грехом». Да уж измучилась я! Долго ль еще мне мучиться!.. Для чего мне теперь жить, ну для чего? Ничего мене не надо, ничего мне не мило, и свет Божий не мил! — а смерть не приходит. Ты и кличешь, а она не приходит. Что ни увижу, что ни услышу, только тут
(показывая на сердце)
больно. Еще как бы с ним жить, может быть, радость бы какую-нибудь и видела… Что ж: уж все равно, уж душу свою я ведь погубила. Как мне по нем скучно! Ах, как мне по нем скучно! Уж коли не увижу я тебя, так хоть услышь ты меня издали! Ветры буйные, перенесите вы ему мою печаль-тоску! Батюшки, скучно мне, скучно!
(Подходит к берегу и громко, во весь голос.)
Радость моя! жизнь моя, душа моя, люблю тебя! Откликнись!
(Плачет.)Монолог Катерины. Действие пятое. Явление второе.
«Что обо мне-то толковать! Я вольная птица. Ты-то как?» Борис Григорьевич. Действие пятое. Явление третье
.
«Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Боже мой! Дай Бог, чтобы им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай, Катя! (Обнимает ее и хочет уйти.)
«
Борис Григорьевич. Действие пятое. Явление третье
.
«Постой, постой! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз.» Катерина
.
Действие пятое. Явление третье
.
«Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу — всё равно. Да, что домой, что в могилу!.. что в могилу! В могиле лучше… Под деревцом могилушка… как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком ее мочит… весной на ней травка вырастет, мягкая такая… птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие… всякие (задумывается)
, всякие… Так тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А об жизни и думать не хочется. Опять жить? Нет, нет, не надо… нехорошо! И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду! Придешь к ним, они ходят, говорят, а на что мне это! Ах, темно стало! И опять поют где-то! Что поют? Не разберёшь… Умереть бы теперь… Что поют? Всё равно, что смерть придет, что сама… а жить нельзя! Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться… Руки крест-накрест складывают… в гробу! Да, так… я вспомнила. А поймают меня, да воротят домой насильно… Ах, скорей, скорей!
(Подходит к берегу. Громко.)
Друг мой! Радость моя! Прощай!»
Монолог Катерины. Действие пятое. Явление четвертое.
«Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней, что хотите! Тело ее здесь, возьмите его; а душа теперь не ваша; она теперь перед судией, который милосерднее вас!» Кулигин. Действие пятое. Явление седьмое.
«Хорошо тебе? Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться! (Падает на труп жены.)
«
Тихон Иваныч Квбанов. Действие пятое. Явление седьмое.
Аргументы: Человек и общество в пьесе «Гроза»
Как известно, человек – существо социальное, он не может жить вне общества; с другой стороны, и благополучие общества в целом зависит от каждого конкретного человека. Над проблемой этого взаимодействия задумывались мыслители всех времён: философы, историки, социологи… И конечно же, она нашла отражение в художественной литературе. Мы подобрали 5 аргументов для итогового сочинения по направлению «Человек и общество» из пьесы А.Н. Островского «Гроза».
- Семья – первая и самая важная социальная группа, в которую попадает человек. Катерина, выросшая в атмосфере любви и заботы, после замужества оказывается в семье Кабановых, где царит тирания. Глава рода, богатая купчиха Марфа Игнатьевна по прозвищу Кабаниха, требует от окружающих беспрекословного повиновения и изводит их придирками и упрёками. И если дети Кабанихи, Варвара и Тихон (муж Катерины), привыкли к этому, то для Катерины жизнь в такой обстановке нестерпима. Та же атмосфера подавления и унижения царит во всем Калинове, поэтому в данном примере личности некуда деться от тлетворного общества. Отчаяние и одиночество толкают бедную женщину на измену, а затем и на самоубийство.
- Протест Катерины направлен не только против порядков в семье Кабановых. Она сознательно совершает два тяжких греха, идя против моральных устоев целого общества. При этом она больше боится Божьего суда, нежели людского; да и кому «бросить в неё камень», если все вокруг грешны? И если само общество принимает тяжкое положение, в котором находилась героиня, как норму? Поэтому вопрос о личной вине Катерины – с одной стороны, и о влиянии социальных обстоятельств – с другой, остаётся открытым. Однако на этом примере можно однозначно сказать, как социум может повлиять на личность: спровоцировать на бесплодный бунт, довести до отчаяния, лишить нравственной опоры, и все это ради того, чтобы подмять под себя индивидуальность.
- Что же за общество составляют жители Калинова? На примере этого города Островский изображает нравы и порядки российского мещанства. На первый взгляд, главная его черта – верность традиционному укладу жизни, но в реальности она оборачивается глубокой отсталостью (недаром Н.А. Добролюбов называет это место «тёмным царством»). В этом плане показателен разговор Дикого и Кулигина: Дикой: «Да гроза-то что такое по-твоему, а? Ну, говори!» Кулигин: «Электричество». Дикой (топнув ногой): «Какое еще там елестричество! Ну как же ты не разбойник! Гроза-то нам в наказание посылается…». Страшнее всего, что такое общество производит себе подобных людей, плодя невежество и тормозя развитие, как каждого отдельного человека, так и целого государства. Значит, социум может не только развивать, но и отбрасывать человека назад, к ханжеству и глупости старых укладов.
- Обратим внимание на то, какие социальные позиции занимают основные герои пьесы. Дикой и Кабаниха – типичные представители «тёмного царства» и его оплот. Что им свойственно? «Ограбить сирот, родственников, племянников, заколотить домашних так, чтобы ни об чем, что он там творит, пикнуть не смели» – вот как ведут себя богачи, но, несмотря на это, пользуются уважением. Бедняки же работают день и ночь, спят по три часа в сутки. А что же дети состоятельных людей? Они, будучи молодыми, «гуляют», а потом либо продолжают терпеть гнёт «диких» и «кабаних», либо уходят в лучшие места (как Варвара и Кудряш). Вот и получается, что некому изменить существующие порядки, а тираны и самодуры остаются самыми влиятельными горожанами. Личности, может, и могли бы изменить социум, но никто не решается пойти на риск, потому что всем дорого свое спокойствие. Даже Катерина ничего не добилась своим «одиночным пикетом», ведь никто не захотел поддержать ее, а один в поле не воин.
- «Лучом света в тёмном царстве» можно назвать не только Катерину, но и механика-самоучку Кулигина. Он единственный, кто пытается привнести в дремучую жизнь Калинова хоть толику цивилизации: поставить на бульваре часы, приделать к домам громоотводы… Более того, Кулигин – настоящий альтруист, он не требует никакой награды за свой труд и готов даже потратить средства от собственных изобретений во благо народа. К сожалению, он не в силах побороть устоявшиеся за долгие годы порядки. На примере Кулигина А.Н. Островский показывает: в конфликте с обществом отдельному человеку не выйти победителем.
Автор: Надежда Сидорова
Интересно? Сохрани у себя на стенке!
Онлайн чтение книги Гроза Действие первое
Явление третье
Кулигин, Борис, Кудряш и Шапкин.
Кулигин. Что у вас, сударь, за дела с ним? Не поймем мы никак. Охота вам жить у него да брань переносить.
Борис. Уж какая охота, Кулигин! Неволя.
Кулигин. Да какая же неволя, сударь, позвольте вас спросить? Коли можно, сударь, так скажите нам.
Борис. Отчего ж не сказать? Знали бабушку нашу, Анфису Михайловну?
Кулигин. Ну, как не знать!
Кудряш. Как не знать!
Борис. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной. По этому-то случаю батюшка с матушкой и жили в Москве. Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с родней, уж очень ей дико казалось.
Кулигин. Еще бы не дико! Уж что говорить! Большую привычку нужно, сударь, иметь.
Борис. Воспитывали нас родители в Москве хорошо, ничего для нас не жалели. Меня отдали в Коммерческую академию, а сестру в пансион, да оба вдруг и умерли в холеру, мы с сестрой сиротами и остались. Потом мы слышим, что и бабушка здесь умерла и оставила завещание, чтобы дядя нам выплатил часть, какую следует, когда мы придем в совершеннолетие, только с условием.
Кулагин. С каким же, сударь?
Борис. Если мы будем к нему почтительны.
Кулагин. Это значит, сударь, что вам наследства вашего не видать никогда.
Борис. Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, надругается всячески, как его душе угодно, а кончит все-таки тем, что не даст ничего или так, какую-нибудь малость. Да еще станет рассказывать, что из милости дал, что и этого бы не следовало.
Кудряш. Уж это у нас в купечестве такое заведение. Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, нешто кто ему запретит сказать-то, что вы непочтительны?
Борис. Ну да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Через это я своих обидеть должен!»
Кулигин. Значит, сударь, плохо ваше дело.
Борис. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была – и представить страшно.
Кудряш. Уж само собой. Нешто они обращение понимают!
Кулигин. Как же вы у него живете, сударь, на каком положении?
Борис. Да ни на каком. «Живи, – говорит, – у меня, делай, что прикажут, а жалованья, что положу». То есть через год разочтет, как ему будет угодно.
Кудряш. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «Ты, – говорит, – почему знаешь, что я на уме держу? Нешто ты мою душу можешь знать? А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам». Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
Кулигин. Что ж делать-то, сударь! Надо стараться угождать как-нибудь.
Борис. В том-то и дело, Кулигин, что никак невозможно. На него и свои-то никак угодить не могут; а уж где ж мне?
Кудряш. Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
Борис. Тетка каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! Голубчики, не рассердите!»
Кудряш. Да нешто убережешься! Попал на базар, вот и конец! Всех мужиков переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет. А потом и пошел на весь день.
Шапкин. Одно слово: воин!
Кудряш. Еще какой воин-то!
Борис. А вот беда-то, когда его обидит такой человек, которого не обругать не смеет; тут уж домашние держись!
Кудряш. Батюшки! Что смеху-то было! Как-то его на Волге на перевозе гусар обругал. Вот чудеса-то творил!
Борис. А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам.
Кулигин. Что это? Никак, народ от вечерни тронулся?
Проходят несколько лиц в глубине сцены.
Кудряш. Пойдем, Шапкин, в разгул! Что тут стоять-то?
Кланяются и уходят.
Борис. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то. Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак.
Кулигин. И не привыкнете никогда, сударь.
Борис. Отчего же?
Кулигин. Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич, городничему отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтет. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, – говорит, – Савел Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!» Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу да и говорит: «Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами о таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, у меня из этого тысячи составляются, так оно; мне и хорошо!» Вот как, сударь! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то человеческое потеряно. А те им за малую благостыню на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних. И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся, судятся здесь да в губернию поедут, а там уж их и ждут да от радости руками плещут. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; водят их, водят, волочат их, волочат, а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно. «Я, – говорит, – потрачусь, да уж и ему станет в копейку». Я было хотел все это стихами изобразить…
Борис. А вы умеете стихами?
Кулигин. По-старинному, сударь. Поначитался-таки Ломоносова, Державина… Мудрец был Ломоносов, испытатель природы… А ведь тоже из нашего, из простого звания.
Борис. Вы бы и написали. Это было бы интересно.
Кулигин. Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да не могу, люблю разговор рассыпать! Вот еще про семейную жизнь хотел я вам, сударь, рассказать; да когда-нибудь в другое время. А тоже есть что послушать.
Входят Феклуша и другая женщина.
Феклуша. Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле живете! И купечество все народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростью и подаяниями многими! Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлышко! За наше неоставление им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых.
Уходят.
Борис. Кабановых?
Кулигин. Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем.
Молчание.
Только б мне, сударь, перпету-мобиль найти!
Борис. Что ж бы вы сделали?
Кулигин. Как же, сударь! Ведь англичане миллион дают; я бы все деньги для общества и употребил, для поддержки. Работу надо дать мещанству-то. А то руки есть, а работать нечего.
Борис. А вы надеетесь найти перпетуум-мобиле?
Кулигин. Непременно, сударь! Вот только бы теперь на модели деньжонками раздобыться. Прощайте, сударь! (Уходит.)
ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА ModernLib.Net
Явление третье
Кулигин, Борис, Кудряш и Шапкин.
Кулигин. Что у вас, сударь, за дела с ним? Не поймем мы никак. Охота вам жить у него да брань переносить.
Борис. Уж какая охота, Кулигин! Неволя.
Кулигин. Да какая же неволя, сударь, позвольте вас спросить? Коли можно, сударь, так скажите нам.
Борис. Отчего ж не сказать? Знали бабушку нашу, Анфису Михайловну?
Кулигин. Ну, как не знать!
Кудряш. Как не знать!
Борис. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной. По этому-то случаю батюшка с матушкой и жили в Москве. Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с родней, уж очень ей дико казалось.
Кулигин. Еще бы не дико! Уж что говорить! Большую привычку нужно, сударь, иметь.
Борис. Воспитывали нас родители в Москве хорошо, ничего для нас не жалели. Меня отдали в Коммерческую академию, а сестру в пансион, да оба вдруг и умерли в холеру, мы с сестрой сиротами и остались. Потом мы слышим, что и бабушка здесь умерла и оставила завещание, чтобы дядя нам выплатил часть, какую следует, когда мы придем в совершеннолетие, только с условием.
Кулагин. С каким же, сударь?
Борис. Если мы будем к нему почтительны.
Кулагин. Это значит, сударь, что вам наследства вашего не видать никогда.
Борис. Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, надругается всячески, как его душе угодно, а кончит все-таки тем, что не даст ничего или так, какую-нибудь малость. Да еще станет рассказывать, что из милости дал, что и этого бы не следовало.
Кудряш. Уж это у нас в купечестве такое заведение. Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, нешто кто ему запретит сказать-то, что вы непочтительны?
Борис. Ну да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Через это я своих обидеть должен!»
Кулигин. Значит, сударь, плохо ваше дело.
Борис. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была — и представить страшно.
Кудряш. Уж само собой. Нешто они обращение понимают!
Кулигин. Как же вы у него живете, сударь, на каком положении?
Борис. Да ни на каком. «Живи, — говорит, — у меня, делай, что прикажут, а жалованья, что положу». То есть через год разочтет, как ему будет угодно.
Кудряш. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «Ты, — говорит, — почему знаешь, что я на уме держу? Нешто ты мою душу можешь знать? А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам». Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
Кулигин. Что ж делать-то, сударь! Надо стараться угождать как-нибудь.
Борис. В том-то и дело, Кулигин, что никак невозможно. На него и свои-то никак угодить не могут; а уж где ж мне?
Кудряш. Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
Борис. Тетка каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! Голубчики, не рассердите!»
Кудряш. Да нешто убережешься! Попал на базар, вот и конец! Всех мужиков переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет. А потом и пошел на весь день.
Шапкин. Одно слово: воин!
Кудряш. Еще какой воин-то!
Борис. А вот беда-то, когда его обидит такой человек, которого не обругать не смеет; тут уж домашние держись!
Кудряш. Батюшки! Что смеху-то было! Как-то его на Волге на перевозе гусар обругал. Вот чудеса-то творил!
Борис. А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам.
Кулигин. Что это? Никак, народ от вечерни тронулся?
Проходят несколько лиц в глубине сцены.
Кудряш. Пойдем, Шапкин, в разгул! Что тут стоять-то?
Кланяются и уходят.
Борис. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то. Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак.
Кулигин. И не привыкнете никогда, сударь.
Борис. Отчего же?
Кулигин. Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич, городничему отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтет. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, — говорит, — Савел Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!» Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу да и говорит: «Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами о таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, у меня из этого тысячи составляются, так оно; мне и хорошо!» Вот как, сударь! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то человеческое потеряно. А те им за малую благостыню на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних. И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся, судятся здесь да в губернию поедут, а там уж их и ждут да от радости руками плещут. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; водят их, водят, волочат их, волочат, а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно. «Я, — говорит, — потрачусь, да уж и ему станет в копейку». Я было хотел все это стихами изобразить…
Борис. А вы умеете стихами?
Кулигин. По-старинному, сударь. Поначитался-таки Ломоносова, Державина… Мудрец был Ломоносов, испытатель природы… А ведь тоже из нашего, из простого звания.
Борис. Вы бы и написали. Это было бы интересно.
Кулигин. Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да не могу, люблю разговор рассыпать! Вот еще про семейную жизнь хотел я вам, сударь, рассказать; да когда-нибудь в другое время. А тоже есть что послушать.
Входят Феклуша и другая женщина.
Феклуша. Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле живете! И купечество все народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростью и подаяниями многими! Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлышко! За наше неоставление им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых.
Уходят.
Борис. Кабановых?
Кулигин. Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем.
Молчание.
Только б мне, сударь, перпету-мобиль найти!
Борис. Что ж бы вы сделали?
Кулигин. Как же, сударь! Ведь англичане миллион дают; я бы все деньги для общества и употребил, для поддержки. Работу надо дать мещанству-то. А то руки есть, а работать нечего.
Борис. А вы надеетесь найти перпетуум-мобиле?
Кулигин. Непременно, сударь! Вот только бы теперь на модели деньжонками раздобыться. Прощайте, сударь! (Уходит.)
